Книга Без жалости - Лоис Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А у вас? — резко спросила я. — Кто является наследником Эдварда после его смерти — уж не вы ли? Кому теперь принадлежит его бизнес?
Глаза Винсента холодно блеснули, и я подумала, что у меня одним врагом может стать больше.
— Полагаю, копия завещания находилась у Эдварда, — произнес он.
У меня по спине пробежала холодная дрожь — предчувствие опасности.
— Как я уже сказала, при нем не было никаких документов, и потом — с какой стати ему носить при себе копию своего завещания?
— Думаю, Райан мог бы ответить на этот вопрос, — сказал Винсент.
Я отодвинула стул, взяла кружку с недопитым чаем и направилась к мойке.
— Райана не будет дома еще несколько часов.
Мне неприятно было ощущать присутствие этого человека у себя за спиной. Грудь мою теснили не пролившиеся еще слезы, и мне не хотелось, чтобы он их увидел.
Неожиданно на кухню вошла бабушка — в том же траурном облачении, которое она надела, когда мы ждали полицию. При виде сидевшего за столом Винсента она поправила воротник блузки.
— Кто это? — спросила она, заранее растягивая губы в вежливой улыбке. Эми с недоумением посмотрела на нее.
— Меня зовут Винсент Де Лука, — сказал гость вставая.
— Винсент Де Лука, — повторила бабушка, на лице которой не проступило даже тени узнавания.
— Я здесь работал. Тридцать лет назад, — сказал он.
— О Господи, — медленно, чуть ли не по слогам произнесла она.
— Винсент знает того человека, которого я обнаружила на лесной тропе, — сказала я хриплым от волнения голосом. — Он утверждает, что это мой отец.
Бабушка тяжело опустилась на стул.
— Нет, — выдохнула она.
Эми смотрела то на меня, то на бабушку. Ее глаза блестели от возбуждения. У меня сложилось впечатление, что ей хочется посмотреть на то, как мы с бабкой будем ссориться и сводить счеты. Прежде мы выступали против нее единым фронтом, и она, должно быть, надеялась, что, если этот фронт развалится, она, воспользовавшись расколом в наших рядах, получит возможность поступать, как ей вздумается.
Я поняла все это в долю секунды, но сдерживаться была уже не в силах.
— Ты лгала мне на протяжении многих лет, — заявила я бабушке дрожащим голосом.
— Ох, Бретт, — сказала она и протянула ко мне руки, чтобы меня обнять.
— Не надо, — сказала я. — Не дотрагивайся до меня, Эмили.
Услышав, что я назвала ее по имени, она часто-часто замигала.
— Я — твоя бабушка, — сказала она.
— Можешь отправляться к черту… бабушка!
Бабушка поднялась с места, подлетела ко мне и схватила меня за плечи сильными, будто железными, пальцами.
— Мы обсудим все это позже, — сказала она тихим голосом. — А пока что изволь взять себя в руки и успокоиться. Поди в конюшню и проверь, задан ли корм лошадям. Мне все равно, что ты думаешь обо мне в данную минуту, но я не хочу, чтобы этот человек стал свидетелем нашей ссоры.
Я довольно грубо оттолкнула бабушку и, сняв с гвоздя куртку, отворила дверь и вышла из дома. На улице было темно и дул пронзительный ветер, швырявший в лицо пригоршни мокрых снежных хлопьев. К дому, переваливаясь с боку на бок, подъезжал, купаясь в грязи, пикап Райана.
«Пусть Райан разбирается с Винсентом, — злорадно сказала себе я. — Пусть они с бабкой сами с ним разбираются».
Снегопад все усиливался.
«Отлично, — подумала я, — по крайней мере не приедут Фарнсуорт с Дэном».
Я не желала никого видеть. Чтобы переварить услышанное от Винсента, мне требовалось какое-то время побыть наедине со своими мыслями.
Я прошла через двор и подошла к конюшне, где всегда находила прибежище, когда уставала от людей и разговоров и хотелось побыть в одиночестве.
Я открыла дверь и неожиданно увидела Ноа. Остановившись у двери и сжав с досады кулаки, я стала наблюдать за тем, как он при свете тусклой лампочки чистит скребницей Каледонию. У меня было такое ощущение, что мне помешали, хотя это я явилась незваной на конюшню, которая считалась царством Ноа.
Он кивнул мне и вернулся к работе.
— Ну как, вам сейчас лучше? — спросил он, когда молчание стало затягиваться.
«Глупейший вопрос», — подумала я, продолжая молча смотреть на Ноа.
— Похоже, на душе у вас по-прежнему тяжело, — сказал между тем Ноа, принимаясь костяным гребнем расчесывать хвост Каледонии.
Я подошла к загончику и прислонилась к стене. Меня так и подмывало вернуться домой, но я знала, что, пока Винсент сидит на кухне, я не могу этого сделать.
Искоса посмотрев на меня, Ноа спросил:
— Может, хотите присесть?
Стараясь успокоиться, я несколько раз глубоко вздохнула.
Погода продолжала меняться. Теперь в окна конюшни дробно стучала ледяная крупа, а ветер изменил направление и стал поддувать в открытые ворота. Я выглянула в окно. Кругом было белым-бело. Снег успел замести даже мои следы, хотя я вошла в конюшню всего несколько минут назад. Пикап Райана мирно стоял у крыльца рядом с «саабом» Винсента, а окна большого дома уютно светились.
Я вновь переключила внимание на Ноа и, стараясь придать голосу ровное и спокойное звучание, сказала:
— Вообще-то чистить Каледонию должна была Эми.
— Я не против того, чтобы сделать это за мисс Эми.
— Позвольте мне вам помочь.
Двигаясь как автомат, я подошла к стенду, на котором висели различные щетки, выбрала одну из них и стала гладить лошадь по спине. Каледония обнюхала мой карман в поисках своего любимого лакомства — моркови, но, не обнаружив таковой, снова опустила голову и принялась мерно жевать сено. Разглаживая шкуру на спине у лошади, я смотрела, как быстро и аккуратно действует костяным гребнем Ноа, расчесывая хвост кобылы. Он не тянул, не дергал, а тщательно обрабатывал одну прядку за другой.
«Так и надо, — подумала я. — Любое дело можно уладить, только надо подходить к нему методично, не спеша и разбираться с ним постепенно, пункт за пунктом».
— Это вы сняли желтую ленту, которой полицейские оклеивают место преступления? — спросила я.
— Но лошадей, хочешь не хочешь, выводить-то надо, — ответил Ноа.
— Будем надеяться, что полицейские согласятся с вашей точкой зрения.
— Животные не могут находиться в стойле до бесконечности. Не известно еще, когда полиция появится на ферме в следующий раз. Да и стойла надо регулярно чистить.
Ноа, разумеется, был прав. Только я не знала, как отреагирует на его инициативу тот же Фарнсуорт. Темное пятно в центре конюшни исчезло, а на его месте красовалась груда свежих опилок.