Книга Расплата - Лайза Джексон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бенц тоже ее заметил.
– Кто делал снимок?
Оливия напряглась.
– Мой отец. Это был один из редких случаев, когда он соизволил прийти.
– Он вас не растил? – спросил Бенц. Она перевела дух.
– Отец? Он вовсе не был образцовым отцом вроде Уорда Кливера[9]. Его часто не было рядом. В основном меня растила бабушка Джин. – Она не любила говорить о своей семье. Даже слово «дисфункциональная» не подходило для ее описания. – О... извините... не хотите ли кофе или... или, господи, у меня, кажется, больше ничего нет.
– Лишь в том случае, если и вы его хотите.
– Отчаянно хочу, – признала она. – Это... такая нервотрепка.
К ее удивлению, он действительно улыбнулся, и на мгновение мелькнули его белые зубы.
– Ну да. Конечно. Кофе – это здорово.
Она знала, что он просто пытается ее успокоить, но это радовало. Ей нужно было успокоиться. Став на цыпочки, Оливия потянулась к верхней полке одного из немногочисленных шкафчиков, к той, где она держала «хорошую» посуду, которой никогда не пользовалась. Бенц пришел ей на помощь и вынул две фарфоровые кофейные чашечки.
– Спасибо. – Она поставила чашки на стол и потрогала стоящий в кофеварке стеклянный сосуд с кофе, сваренным несколько часов назад. – Итак... вы спрашивали о моей семье. Я не очень-то люблю о ней говорить. Моего дедушку убили на войне. Бабушка больше не выходила замуж. Большую часть времени она заботилась об остальных.
– О ком?
– В основном обо мне. О моей маме, когда она была поблизости. О моей сестре Чандре, пока она не умерла. Ей было лишь два года. Несчастный случай – упала в воду, – пояснила Оливия, прибегая к той же самой фразе, которую она всегда использовала, когда кто-нибудь спрашивал ее о семье. Несчастный случай. Это так просто. Но его не было. Может, и смерти-то не было.
– А где сейчас ваша мама?
– Хороший вопрос. – Она налила кофе. – Вообще-то я думаю, она в Хьюстоне вместе с мужем, Джебом Мартином, а по сути, настоящим КОЗЛОМ.
– Он вам не нравится.
Дернув плечом, она ответила:
– Он, наверное, почти такой же, как любой из них, но нет, он мне не нравится, и я действительно не понимаю, какое отношение все это имеет к случившемуся сегодня утром.
– Возможно, никакого. Но не каждый день кто-то врывается ко мне в кабинет и заявляет, что наблюдал за убийством таким образом, как вы.
Оливия не стала спорить. По крайней мере, он ее слушал. Она протянула ему чашку.
– У меня есть молоко, но нет сахара.
– Черный будет в самый раз.
– Я унаследовала этот дом и еще не решила, сколько буду в нем жить.
Пока шла запись, Бенц подошел к окну и устремил взгляд на реку – сквозь деревья просачивались лучи солнца, неподалеку от дома и маленького двора тянулась полоса мутной воды.
– А ваш отец?
Оливия закрыла глаза. Лучше покончить и с этим.
– Я уже несколько лет ничего о нем не слышала. Он... он в тюрьме – в Миссисипи, кажется. Последний раз я его видела, когда училась в начальной школе. – Она ожидала других вопросов об отце, но, к счастью, он не стал продолжать эту тему.
– А Тусон?
– Что Тусон?
– Почему вы уехали оттуда?
– Кажется, я уже объясняла. Бабушка болела, а я уже решила поступить в аспирантуру. Меня приняли в Тулейнский университет, и, подумав, что это судьба, я переехала сюда. Моя деловая партнерша выкупила мою долю в магазине.
У двери заскулил пес, и Оливия распахнула ее. Вбежал Хайри С, взъерошенный клубок меха.
– Пес моей бабушки, – пояснила Оливия, прежде чем Бенц спросил. – Тоже перешел ко мне по наследству. Хайри С... назван в честь любимого президента[10]бабушки Джин, только пишется немного по-другому.
– Не слишком-то он похож на сторожевого пса.
– Au contraire[11], детектив. Его просто не удержать, когда кто-нибудь приходит, не так ли? – спросила она пса, почесывая ему ухо.
– Я обычно советую завести ротвейлера или питбуля.
– Спасибо, но я предпочитаю его.
– И птицу.
– Точно, и птицу.
Он обвел взглядом маленький дом.
– Соседей поблизости нет, а у вас жуткие кошмары. Вам не страшно? Вы сообщили, что почувствовали, как убийца каким-то образом мельком вас видел. А вы тут в такой изоляции. Не опасаетесь, что он может к вам пожаловать?
– Вряд ли он знает, кто я.
– И все-таки.
Она вспомнила ощущение, будто кто-то наблюдал за ней через окна, ощущение, от которого кровь стыла в жилах.
– Я стараюсь бороться со страхом. У меня есть собака, бабушкин дробовик, и я запираю замки. Я осторожная, – сказала она. – Вы должны помнить. Я здесь выросла. Это мой дом.
– Вам бы не помешала система безопасности.
– Возможно, вы правы, – согласилась она. – Я об этом подумаю.
– Хорошенько подумайте. – Бенц выдвинул один из стульев с плетеной спинкой у маленького стола. – Хорошо, давайте поговорим об этой ночи, – предложил он, вынимая маленький блокнот из кармана куртки. – Кто-нибудь может подтвердить, что вы были здесь?
– Здесь, в доме... нет... я была одна... эй, минутку, – воскликнула она в изумлении. – Что вы хотите сказать? Мне нужно алиби?
– А оно вам нужно?
– Нет. Именно я сообщила вам об убийстве, помните? Я только что вам сказала, что живу одна. С собакой.
– Я просто выясняю, что случилось. Вы отправились спать как обычно и...
– И, кажется, я проспала часа три. – Она пристально посмотрела на него, садясь за стол напротив. – Послушайте, я не знаю, как это объяснить, понимаете? Я привыкла к этим... снам или видениям, когда была маленькой... к тому, что происходило... но они были не всегда, и были... другими, я думаю. – Она взглянула на застекленные створчатые двери и нахмурилась. Сколько раз она пыталась объяснить, что она видела? Сколько раз ей не верили, смеялись над ней и называли ненормальной? Рик Бенц, детектив он или нет, был точно таким же, как и все остальные, которых она безуспешно пыталась убедить.