Книга Десять карат несчастий - Марина Серова

Несмотря на то что внутренний голос продолжал меня подгонять, я никак не могла оторваться от созерцания этого фотоархива. Что я стремилась разыскать? Пожалуй, на этот вопрос я бы ответить не смогла.

Затем мне в руки попал конверт с каким-то письмом. Он оказался очень красочным, с множеством марок. Такие обычно приходят из-за границы. Обратный адрес: Германия. Я перевернула его. На штемпеле значился Ганновер. Я даже успела пожалеть, что не владею немецким и не читаю в подлиннике Гёте, но когда я вытащила из конверта листок бумаги, обнаружилось, что он исписан русскими буквами ровным, но, правда, мелким мужским почерком. Эта весточка от Андрея меня заинтриговала. В целом смысл письма сводился к тому, что брат сообщал Ангелине о том, как процветает его иностранный бизнес, о валютных счетах и банковских операциях. Во всем этом я не очень-то разбираюсь и поэтому читала с удвоенным вниманием. Поистине неизгладимое впечатление на меня произвел постскриптум. Поэтому я его цитирую дословно: «Мне очень жаль, что по моей вине ты всему этому подверглась. Уверен, что год в тюрьме показался тебе адом, но, надеюсь, ты согласишься, что я старался, как мог, помочь тебе о нем забыть.

Не знаю, сумеешь ли ты когда-нибудь меня простить, но мне кажется, я сделал все, что в моих силах, чтобы твоя сегодняшняя жизнь была устроена наилучшим образом. Андрей Кустарин».

Эти строки показались мне шедевром эпистолярного жанра. Я почти получила ответ на вопрос, как связаны Самойлова, Кустарин, Сахнов и Стрижевский. В моем мозгу словно что-то щелкнуло. Конечно, если Ангелина связана с уголовным миром, то Кустарин и подавно. Оставалось только найти этому подтверждение. «А не он ли похитил бриллиант из немецкого музея? — закралась крамольная мысль. — Или перекупил?»

Теперь я могла с полной уверенностью считать, что Регина сказала мне правду. Понятно, чем Юра может шантажировать королеву тарасовской косметики. Наша дама из высшего света не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о ее проблемах в Кургане. Только все равно она меня удивляла. С ее-то деньгами. Да какое ей до всех дело? Кто бы мог подумать, что Самойлову так заботит ее репутация? Называется, век живи — век учись. Но, с другой стороны, видимо, Свиридов ее все-таки устраивает. Не стала бы она его из-за такой мелочи терпеть, если бы не хотела.

Ладно, пора собираться. Я сунула письмо в пакет — вдруг пригодится. И красивую поздравительную открытку сестренке от братика с уральской родины — тоже. Потом быстренько сложила фотографии обратно в папку и подняла с пола черно-белый снимок, о котором я как-то забыла в пылу своих открытий. Я повертела его в руках, сомнений не оставалось: на ней тоже был запечатлен Кустарин. Только выглядел он помоложе, не как на семейных снимках. «И стрижка другая, — усмехнулась я. — Такие портреты обычно расклеивают на доске объявлений под рубрикой „Разыскивается опасный преступник“. Я нащупала на обратной стороне следы клея, как будто фотографию откуда-то выдрали. „Откуда-то! Татьяна, ты меня изумляешь, — вновь заговорил мой внутренний голос, — из уголовного дела, конечно!“

На снимке стояла дата: восемьдесят восьмой год.

«Да, за десять лет Андрюша здорово приподнялся!» — заметила я. Эту фотокарточку я отправила вслед за письмом с открыткой и ощутила жгучее желание метнуть «волшебные» косточки, но в корне его подавила. И так слишком долго здесь проторчала, пора и «нах хауз». К тому же Регина меня может заждаться. Я закрыла сейф и опрометью — в коридор. Там я извлекла кассету, которую искусно спрятала в свой первый визит. Интересно, почему эта квартира тогда так меня поразила?

Я засомневалась на мгновение: надо ли оставлять здесь аппаратуру, но потом все-таки пришла к выводу, что — да, надо. И вставила в плейер новую кассету. Может, конечно, и не пригодится. Ну да ладно! Лучше уж перестраховаться, особенно когда имеешь дело со Свиридовым.

— Как успехи? — спросил Сергей, когда я закрыла за собой дверцу джипа.

— Пятьдесят на пятьдесят, — не стала я ничего скрывать. Однако ситуацию мне еще нужно было обдумать. Какая-то получалась с этим камешком неувязка. Может, и Владик на руку нечист. А что, если он прячет бриллиант в моей столь тщательно охраняемой квартире? Лучшего убежища и не придумаешь!

Тогда это вполне объясняет, почему Свиридов с Ангелиной за ним охотятся.

— Почему у тебя такое лицо? — забеспокоился Сергей. Мне абсолютно не понравилось, что он может читать мои мысли.

— Да так, кажется, появились некоторые осложнения, — сказала я в ответ, не желая вдаваться в подробности.

— Серьезные? — осведомился он.

Тогда я набросилась на него с пространной тирадой о том, что мои дела его не касаются.

— Конечно, — нахмурился Серега, — я у тебя тут в шофера подвизался. Платить как будешь, хозяйка, деревянными или в валюте?

Пришлось еще и извиняться, страсть как не люблю этого!

Сергей подбросил меня к кафе, где меня должна была ждать Регина. Я огляделась, но никого из знакомых не обнаружила. Интересно, сколько она собирается тянуть время? Меня отчаянно клонило в сон, поэтому, заказав порцию мороженого и чашку кофе, я подумала: жаль, что нет молочного коктейля. С детства люблю его, но в последние годы он стал мне попадаться все реже.

«Ага, ври больше, — заметил внутренний голос, — с возрастом, Танечка, ты стала предпочитать напитки покрепче».

Наконец Регина соизволила появиться. Как всегда, она выглядела восхитительно. Пожалуй, я сравнила бы ее с какой-нибудь из греческих граций.

— Я заставила вас ждать? — спросила она. — Прошу прощения.

— Ничего страшного, — ответила я ей в тон. Говорила Регина как-то очень уж строго и внешне напоминала учительницу. На ней опять было черное платье, и мне невольно подумалось: «Уж не в трауре ли она?» Я прогнала эти мысли, ведь ясно как божий день, если Регина Шаганова о чем-то и скорбит, то только о работе. Что она, зря по пять раз на дню к Самойловой захаживает? Вряд ли Ангелина ее все время приглашает в свои королевские апартаменты.

Регина тоже заказала мороженое, как и я. А потом мы купили по «Волге», фирменному тарасовскому пирожному.

— Я вам настроение испортила, — начала она разговор. — Это такие глупости.

— О чем вы? — я ее и в самом деле не поняла.

— О том вечере. Вы, наверное, бог знает что обо мне подумали. Я такого наговорила! — воскликнула она.

Искренность прибавила Регине раскованности, и она стала похожа на живого человека, а не на изумительно прекрасную куклу.

— Ангелина Михайловна столько для меня сделала, а я такая неблагодарная, — продолжала она, — не знаю, что на меня тогда нашло… Хандра, наверное.

Я и сама не заметила, как мои брови поползли вверх. «Что это с ней? — недоумевала я. — Что, ее уже обработали? Неужели на презентации меня все-таки засекли? А я-то, глупая, так полагалась на Светкино искусство!»

— Я очень рада, что у вас все в порядке! — заверила я ее.