Книга Дамаск - Ричард Бирд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всем ее будет здорово не хватать. У нее главная роль в школьном рождественском спектакле, музыкальной версии «Золушки», или «Тайного сада», или «Спящей красавицы», и без нее другим актерам спектакль не вытянуть, это будет провал. Она вспоминает нескольких мальчиков (и Сэма Картера среди них), которым будет недоставать ее густых темных волос и безупречного цвета лица. По правде говоря, маму так волнуют наряды Хейзл лишь потому, что дочь очень нравится мальчикам. Это объясняет, почему мама относится к ней, как к десятилетней, держит взаперти в этой комнате, без любви, в окружении неизменного бежевого гарнитура из трех предметов, бесконечных сборников кроссвордов, свежих, убийственно предсказуемых газет на журнальном столике, телефонных карт, припасенных на случай катастроф, которые так и не произошли. Олив с Хейзл пользуются ими вместо денег, играя в покер. Хейзл везет в покере, Оливии в шахматах. Ничто не меняется, думает Хейзл, никогда, а меняется только то, что не может не меняться. Например, сейчас эта гостиная уже не та, что раньше, но понять это можно, лишь заметив новую пару фарфоровых кротов в буфете. На шахматной доске римляне сражаются со Спартой или крестоносцы с сарацинами, Оливия любит назвать их воинами джихада или гардемаринами, особенно когда она выигрывает. Мебель на этот раз расставлена более продуманно, для удобства Олив, но все равно, здесь ненамного лучше, чем в школе, где Хейзл до сих пор должна сидеть рядом с одним и тем же мальчиком во время обеда. И, вполне возможно, будет сидеть с ним даже после голодной смерти.
Никто ее не понимает, и Хейзл пришла к выводу, что на земле лишь она одна знает, что такое справедливость и честность. А все остальные все время юлят и лгут, и только отец иногда понимает ее и не лжет, и не юлит, как другие. Правда, он был избран лучшим торговым представителем 1993 года и, как обычно, уехал в командировку – куда-нибудь в Иерусалим, Исламабад или Кливленд, продает свой образ жизни незнакомым людям. Хейзл смотрит на телефонный аппарат, но знает, что отец не позвонит, и она не винит его за это. Слава богу, что ему иногда удается отдохнуть от мамы, хотя Хейзл иногда кажется, что родители любят друг друга. Иначе зачем отцу заниматься тем, что ему совсем не нравится? Да и мама, наверное, не психовала бы по поводу его воображаемых романов? Обычно она подозревает его новую секретаршу или стюардессу в самолете, или какую-нибудь загадочную иностранку с лебединой шеей.
Дверь с шумом распахивается, прерывая размышления Хейзл о ее погубленной так рано жизни. Это двенадцатилетняя Оливия Бернс, сестра Хейзл, которая теперь предпочитает, чтобы ее называли Олли. Она грациозно въезжает в комнату и разворачивается лицом к Хейзл. Хейзл резко встает с дивана и направляется к окну. Олив поправляет на носу очки с простыми стеклами и широко улыбается. Она разворачивает свое кресло и едет за Хейзл.
Она говорит:
– Какая непослушная девочка…
– Проваливай! – отвечает Хейзл.
– Отгадай, кого не возьмут в бассейн в следующий раз? Симпатичная юбочка.
Хейзл возвращается к дивану, садится, скрестив ноги. Олив привлекает ее внимание, размахивая чем-то у нее над головой. У нее в руке детская перчатка в красную и белую полоску. Хейзл вскакивает и пытается отобрать перчатку, но Олив быстро отъезжает к окну.
– Ты не можешь меня ударить, я в инвалидной коляске.
Хейзл смотрит на сестру, потом на перчатку. Пожимает плечами. Берет себя в руки, садится и разглаживает свою очень короткую юбку. Олив подкатывается ближе к сестре и заявляет, что может погадать Хейзл с помощью сверхъестественных сил, скрытых в перчатке любви. Пересиливая себя, Хейзл смотрит на сестру.
– Чего?
– С помощью перчатки любви, благодаря личному интимному опыту и тайному знанию, – объясняет Олив, – я могу открыть тебе тайны твоей будущей жизни.
Хейзл немного завидует Олив. С ней произошло что-то настоящее и, чуть не умерев, она родилась заново, а это одна из загадок, которые усложняют ее личную подростковую жизнь. Олив принимается разговаривать ужасным голосом и объявляет, что сегодня День всех святых и он особенно подходит для предсказания замужества, болезней и смерти.
– Давай, погадай мне на жениха, – соглашается Хейзл и тут же вспоминает, что собралась умереть от голода. Она принимается разглядывать колени, а потом ногти.
Олив гладит перчатку, закрывает глаза и произносит:
– Я вижу… я вижу… – Она произносит это несколько раз – уже, думает Хейзл, больше чем нужно. – Я вижу жирного Сэма Картера.
– Он не жирный.
– Я вижу, как жирный Сэм Картер ухмыляется. Жирный Сэмми – бойфренд Хейзл.
Олив хихикает. Хейзл говорит ей, что у нее нет бойфренда и что никакой бойфренд ей не нужен. А если бы и был нужен, то уж точно не толстый Сэм Картер.
– Бережешь себя для кого-нибудь получше?
Хейзл не бережет себя для кого-нибудь получше, она никого не любит и никто не любит ее. И ей наплевать на Сэма Картера и на дурацкие вязаные перчатки. Но ей очень, очень хочется чего-то другого, нового и настоящего, чего-то захватывающего и опасного, как истории, которые она читает в газетах. Короче, она просто хочет начать жить. Она хочет знакомиться с мальчиками, не похожими на тех, кто живет в округе, прилизанных ботаников и снобов (вроде Сэма Картера), которые неправдоподобно хорошо выглядят и ходят в частную школу. Но как тут познакомишься с живыми, настоящими людьми, если мама не разрешает разговаривать с чужими, а тем более – давать свой номер телефона, и уж тем более (ни при каких обстоятельствах!) – оставлять свой домашний адрес? Ей даже не разрешают одеваться, как она хочет. А все из-за того, что жизнь несправедлива, впрочем, Хейзл совершенно не волнует, что она может больше не увидеть ни одного мальчика, ведь жить-то ей осталось недолго, она уже близка к голодной смерти.
– Так, значит, я могу ее выбросить?
– Кого?
– Перчатку?
В глазах Олив горят озорные искорки. После аварии она изменилась почти до неузнаваемости. Хейзл берет фигурку слона и делает ход.
– Можешь выбросить – это всего лишь старая перчатка.
– Так я ее выброшу?
– А разве она кому-то нужна?
– И сожгу? Можно я сначала сожгу ее?
– Да, Олив, ты можешь съесть ее, подавиться и умереть, и меня это совершенно не волнует.
Центральный лондонский институт заочного обучения был лучшим в стране заведением дистанционного обучения по преподаванию истории и культуры Британии. Так было сказано в объявлении. Еще в объявлении утверждалось, что это лучшее место для изучения изобразительного искусства, вокала, фотографии и кулинарии, а по местоположению у него и вовсе нет конкурентов.
Генри никогда там не был, но адрес знал наизусть, поскольку пунктуально присылал туда свои рефераты. Он знал, что вряд ли найдет там мисс Бернс, однако верил, что стоит ему явиться в институт лично и представиться (улыбка – бесплатно), как он без труда выяснит, где она находится, и ему не придется больше звонить ей и умолять о встрече. И вообще, он рассчитывал удивить ее.
