Книга Без поводыря - Андрей Дай

– Вот как? – вскинул я брови. – И давно это у вас так?

– С Рождества… Да нет! Как в Томске немчика… Ой! Как в Томске губернатора сняли – так и пошло-поехало.

Я коротко кивнул и отправился в торговое предприятие, о существовании которого прежде даже не подозревал. И было мне чрезвычайно интересно – это старый судья придумал или местный приказчик… этот… как его там… Фитюшин, что ли? Или это Фитюшин у нас такой инициативный?

Женщины расступились, безошибочно определив во мне имеющего право, проводив только угрюмыми взглядами. И я попал в этот, так сказать, поселковый магазин.

Казак был не прав. На полках кроме водки было еще много разного товара. Ткани, нитки, керосин и цветастые платки. Много разной обуви, соль, скобяные изделия и другие, в общем-то, нужные в хозяйстве штуковины. Только вот продуктов и правда не было.

– Ревизор Шмидт, – процедил я, глядя прямо в масляные глаза откормленного, наряженного в алую атласную рубаху продавца. – Покажи-ка мне чеки, любезный.

– А документ у вас есть? – упер руки в боки мужик. – А то ходют тут всякие!

Очень хотелось достать револьвер и поинтересоваться – сойдет ли это вместо документа? И ведь что самое главное – Герману эта идея очень уж по сердцу пришлась. Так он меня уговаривал, так бесновался в клетке нашего с ним черепа, что я уже и не слышал – чего там еще наглый лавочник мне говорил. Едва-едва сил хватило кивнуть, повернуться на каблуках и выйти на улицу.

– Езжайте в заставу, – приказал я казакам. – Баб нагайками… запрещаю! Скажете Колоткину – ревизор запретил! Марш-марш!

Не оглядываясь – и так знал, что ослушаться не посмеют, – пошел, сперва даже чуть ли не побежал, за оставленным на столе в каморке конвертом. А потом как-то вдруг успокоился. Мысль пришла, что, по большому счету, идея-то отличная! Вольная интерпретация обычного для губернской столицы вексельного обращения с одним небольшим нюансом. Или, как сказали бы мои прежние, еще и из того мира, учителя – с перегибами. Но тем не менее замечательная! Высвободить часть предназначенных для выплаты зарплат денег, вернуть их в оборот, подтолкнуть шахтеров оставить некоторое количество жалованья в лавке компании! Да только местная администрация не подталкивала – она принуждала, не считаясь с интересами семей артельщиков. А любое возмущение подавлялось силами казаков.

И, кстати, если каторжники так же, как и их свободные коллеги, получали заработанное этими ничего не стоящими бумажками, понятна причина их нежелания работать. В конце концов, заключенных кормили, поили и одевали, и на них не висела необходимость заботиться о семьях. Солдаты, которые кандальников охраняли, тоже никак не были заинтересованы в высоких трудовых результатах их подопечных. Морока одна – конвой туда, потом обратно. Зеки в теплой шахте, а служивые – в тесной караулке…

В общем, тема для беседы с местной знаменитостью, пока мне незнакомым весьма изобретательным господином Фитюшиным, уже появилась. И меня нисколько не смущала опускавшаяся на поселок ночь. Я, конечно, никуда особенно не торопился, но и задерживаться слишком уж надолго в Судженке не было желания.

Прелесть небольших населенных пунктов – все близко. Три минуты быстрой ходьбы – и я на крыльце заставы, где меня уже встречал урядник.

– Мне доложили… – заговорил он, но я его грубо перебил:

– Извольте проследовать за мной, урядник!

О том, что начальник местного силового ведомства может быть на зарплате у, судя по всему, нечистого на руку управляющего, не хотелось и думать. Пришлось бы раскрывать свое инкогнито, и это не привело бы ни к чему хорошему.

Кривоногий, как прирожденный кавалерист, Колоткин, впрочем, послушно протопал за мной следом в мой «номер», а потом долго, шевеля губами, читал грозную бумагу. А мы с Герочкой, затаив дыхание, молили Бога, чтобы седой урядник оказался честным человеком.

– Чем могу помочь, ваше благородие? – аккуратно пристроив документ на столе, весело поинтересовался казак, и я мог осторожненько, через зубы, выдохнуть. И тут же начал отдавать распоряжения:

– Четверых в лавку. Взять этого… в красной рубахе и… Чулан-то есть какой-нибудь? В чулан! Пусть посидит пока… Все бумаги и книги принести сюда. Управляющий при конторе живет? Отлично. Бери, урядник, десяток, и лично туда. Чтоб даже мышь не выскочила. Всех впускать – никого не выпускать! И своим накажи, чтобы ни с кем не разговаривали. Приказ, дескать, и все! Пусть боятся! А я записи из лавки погляжу и сам тоже к управе приду. Там все и решим.

Полчаса спустя на заставу приволокли нагловатого продавца из лавки в бессознательном состоянии. Причем лица казаков-несунов так светились от счастья, что я даже ругать их не стал.

– Сопротивлялси, вашбродь, – радостно воскликнул один из членов группы захвата и сунул мне в руки холщовый мешок с бумагами. – И бумаг отдавать не хотел. Вот мы его и того… Немножко.

– К утру очухается?

– Должен, – кивнул, сразу поскучнев, казак. – С Божией помощью… Потом-то, ваше благородие, куда его?

– Посмотрю, чего у них там в бумагах. Если все совсем плохо – в кандалы. Если не очень – плетей и пшел вон.

– Федька это Болотин, – засомневался кавалерист. – Управляющего Фитюшина сестринский отпрыск. Племяш, стало быть.

– Мне он не родня, – криво улыбнулся я. Местный управляющий уже мне не нравился.

Никогда не понимал бухгалтеров. Так, умом, понимаю – насколько нужен и важен их труд, но вот представить себя перебирающим все эти бесконечные приходно-расходные ордера и счета, аккуратно выписывающим все это в толстенные книги, никак бы не смог. Не мое это.

А вот Герману такая работа, похоже, даже нравилась. Руки как-то сами, без вмешательства моего сознания, быстро перебрали ворох вываленных на кровать документов на несколько пачек. Отдельно – пыльная, судя по всему – не пользующаяся популярностью, конторская книга. Уже часа через два мой внутричерепной партизан готов был дать первые комментарии.

Оказалось, что само существование лавки – это все-таки инициатива Нестеровского. Старому судье идея получать прибыль с уже выплаченных артельщикам денег пришла намного раньше, чем мне. Однако Герману удалось выявить явное расхождение между установленными головной конторой ценами и теми, по которым товары отпускались в Судженке. Этого было вполне достаточно для обвинения продавца в воровстве. Но и это было еще не все. В книге все цены – и прихода, и расхода товаров – указывались в обычных, имперских рублях с копейками. А номера, так сказать, погашенных чеков значились на отдельном, хоть и вложенном в «талмуд» листе бумаги. Причем с указанием купленного и датой сделки. Племянник управляющего крал не только у моей компании, но еще и у собственного дяди. И при этом, видимо, чтобы самому не запутаться – вел аккуратные записи.

К нашему с Герочкой сожалению, никаких упоминаний об участии Фитюшина в деятельности торгового предприятия обнаружить не удалось. Так же как и вины племянника в подборе ассортимента товаров в лавке. Так что, как мне тогда представлялось, единственным возможным вариантом исправления ситуации было создание здоровой конкуренции в поселке. Если убедить Тихонова в конвертируемости местных эрзац-денег и он стал бы принимать их в оплату товаров в своей лавке, конторская торговая точка будет вынуждена пересмотреть отношение к потребителям.