Книга Сезон дождей - Илья Штемлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И раздевайся, Сея. Я отвернусь. А то вижу, ты стесняешься, как маленький.
Луиза перевернулась лицом к стене, выставив напоказ тугой зад не девочки, взрослой женщины.
Евсей Наумович сделал несколько шагов, приблизился к кровати, присел. В комнате было тихо. За портьерой угомонились. Странно, дом в самом центре города, на пересечении Невского проспекта и Садовой, а так тихо, подумал Евсей Наумович. Все от того, что дом в глубине двора. И сама квартира – старая петербургская квартира с толщенными стенами, высоченным потолком, камином с тусклыми от времени изразцами, с мебелью тяжелой, темной и какой-то слепой – как бы испускала покой и тишину.
– Ну, Сея?! Ты чего? – Луиза оперлась о согнутый локоть и приподнялась. – Так и будешь сидеть сиднем, деньги-то все равно уплачены.
И она засмеялась, безудержно, как ребенок, обманувший простофилю, потом смолкла и проворила серьезно:
– Давай, Сея, помогу тебе. Только ты не брыкайся.
Евсей Наумович не успел отреагировать, как Луиза развалила змейку куртки и принялась за пуговицы. Высвободила рубашку и, встав на колени, стянула ее с плеч Евсея Наумовича.
– Какой у тебя аппетитный животик, Сея. Мне нравится такой. Спокойный. Такие мужчины не мучают девушек, все мои подруги говорят. А почему? Потому как у мужчин с такими животиками бывают одышки, им не до баловства, – приговаривала Луиза, продолжая распаковывать гостя.
Евсей Наумович не сопротивлялся. Ему было приятно. Словно на приеме у врача.
Луиза распустила пояс брюк, деловито пропустила руку за резинку трусов.
– О-о-о. А ты еще ничего, Сея. Ты еще покажешь мне фокус-покус. Честно говоря, не ожидала, думала промучаюсь с тобой.
Евсей Наумович видел перед собой синие смешливые глаза, красную пластмассовую шпильку в льняных волосах, нежный пушок над тонкой кожей, меленькие морщинки у впадины груди. Евсей Наумович втягивал запах недорогих духов, похожий на запах свежих огурцов или корюшки. И ему нравился такой запах. А она уж и не такая и юная, подумалось Евсею Наумовичу, и от этой мысли ему стало веселее и как-то безответственней.
В нем просыпалось желание.
– Туфли-то сам, Сея. А то я совсем тебя набалую. Скинь их, Сея, туфли-то, – ее голос теперь звучал мягче, словно приоткрылась щелочка куда-то в личное, сокровенное.
С молодой, давно забытой резвостью Евсей Наумович сбросил остатки одежды. Протянул руки навстречу ее теплым, крепким ладоням и завалился боком в постель, перевернулся на живот. Обнял мягкое податливое тело Луизы, ощутил тяжесть ее аккуратной, упругой груди. Но чертова кровать разъехалась. И их обоих плавно затянуло в разверзшуюся яму на спине толстого матраца. Оказавшись на полу между кроватями, как на дне траншеи, Луиза с хохотом запрыгнула обратно на кровать.
– Ой, Сейка, цирк, честное слово, – она подала руку, пытаясь вызволить Евсея Наумовича. – Ну и ну! Чтобы так сразу раздолбать кровати, такого тут сроду не было.
Евсей Наумович грузно перевалился на спину, подобрал ноги.
– О! Чуть было не забыла! – Луиза взяла с тумбочки пакетик, ловко его надорвала и протянула гостю. – Надень, Сея, так надо.
Евсей Наумович за всю свою жизнь никогда не осторожничал. Он растерянно вертел пальцами прохладную тонкую резинку, осыпая ладони какой-то пыльцой.
– Надевай, надевай, – Луиза сложила руки на груди и смотрела вниз, с высоты кровати, как в театре с балкона в партер. – Не можешь. Ладно, давай помогу, – она перехватила резинку и привычно, в одно движение, натянула ее на изнемогающее от вожделения достоинство Евсея Наумовича.
Луиза спрыгнула в траншей. Широко разводя согнутые в коленях ноги, она оседлала Евсея Наумовича.
Он видел над собой нежный подбородок, шею, кончик носа откинутого лица. Крестик на мелкой серебряной цепочке сбился на плотную левую грудь. Плоский живот с раковинкой пупка, точно маленький микрофон в ожидании мгновения блаженства, нахлынувшего на усталого, давно живущего одинокого мужчину. И мгновение это наступило почти забытым взрывом. Секунды взрыва, прорвав крышу старого дома, вознесли Евсея Наумовича над городом, над миром, в царство ни с чем не сравнимой услады, задуманной творцом как самая притягательная награда за рождение новой жизни.
– Эй! Что с тобой?! Сейка! Открой глаза! – донесся до сознания Евсея Наумовича низкий голос. – Покажи, что ты не умер.
Евсей Наумович приоткрыл тяжелые веки, плывущим взглядом окинул склоненное над собой лицо и вновь закрыл глаза.
– Нет, не умер, – разлепил он сухие губы. – Мне очень хорошо.
– Ну и ладно, – мирно подхватила Луиза. – Полезай на кровать. Еще есть время.
– Не хочу, – вяло, не открывая глаз, проговорил Евсей Наумович. – Никаких движений.
– Вот еще, – удивилась Луиза. – Лежишь как кошка.
– Мне хорошо, – упрямился Евсей Наумович.
– Тогда подвинься, – ворочаясь всем телом, Луиза легла рядом с Евсеем Наумовичем в провал между кроватями, как в люльку.
И тут же принялась беспокойно шарить ладонями по матрацу, что-то разыскивая. Наконец нащупала, откинула со лба волосы и защемила их красной пластмассовой заколкой.
– Мой талисман, – пояснила она. – Знаешь, что такое талисман?
– Догадываюсь. – Евсей Наумович взглянул на ее волосы и вновь прикрыл веки.
– Хозяйка требует, чтобы я ее выбросила. Говорит: вид у меня дешевый. А мне нравится. Что хочу, то ношу – я свободная девушка, хоть и гулящая.
– А что такое свобода? – вяло проговорил Евсей Наумович.
Луиза устроила руку под затылок Евсея Наумовича и закинула согнутую ногу на его живот, так ей было уютней лежать.
– Свобода? – переспросила она. – Это когда не делаешь то, что можешь сделать. Вот можешь, а не делаешь. Сама! Не хочешь и все! Встала, повернулась и ушла. И ничего тебе за это не будет, – и, помолчав, добавила торопливо: – Конечно, если есть деньги. Это самое важное для свободы.
Евсей Наумович открыл глаза. Матрац – словно маленькая пропасть, на дно которой свалились Евсей Наумович и Луиза – обеими краями лежал на сдвинутых кроватях. Луиза пальцем водила по стене этой пропасти, рисуя какие-то знаки. Длинные накладные ногти оставляли на ткани неглубокие вмятины.
– Я могу… с тобой еще встретиться? – спросил Евсей Наумович. – Но не здесь.
– Можешь, – не раздумывая ответила Луиза. – Ты мне нравишься. Не лезешь с вопросами. А то всю душу вытянут за свои бабки, – и, помолчав, добавила: – И не лапаешь, как другие. Бывало неделями хожу в синяках. – Луиза еще немного помолчала и вздохнула: – Дам тебе номер своей мобилы. Но не проговорись хозяйке, а то у меня будут неприятности.
– Хорошо, – улыбнулся Евсей Наумович.
– Хочешь, заберемся в кровать и еще потренькаемся? – предложила Луиза. – Время еще есть. Хозяйка приходит, когда время кончается. Хочешь?