Книга Встречи у метро "Сен-Поль" - Сирилл Флейшман

— Да я возьму такси, — с улыбкой ответила Сюзи.

— Я тоже собирался взять такси, — печально сказал Маркус. — Но просто я подумал, если вы поедете на метро, я мог бы проводить вас. А так, в такси, я вам не нужен. Что, если мы встретимся еще разок, зайдем в кафе, попьем чайку, кофейку?

Польщенная Сюзи улыбнулась опять и написала на программке номер телефона. А Брейтор достал из кармана визитку, зачеркнул один номер, прибавил другой и протянул ей:

— Я написал свой домашний. Потому что если вы позвоните в лавку, то вам ответит сын, или его директор, или его работники, которые ему там упаковывают товар. Полно ненужного народу! Сделайте милость, если я вам звонить постесняюсь, пожалуйста, позвоните мне как-нибудь сами, в середине дня. Запомните: Маркус Брейтор.

Она пообещала, снова подошла к буфету, взяла еще одно пирожное, обтерла пальцы и пошла в гардероб за пальто. Маркус Брейтор смотрел, как она спускается по ступенькам широкой лестницы, приосанился и подумал, что, может быть, настал конец его десятилетнему вдовству.

А Сюзи Вагарднер вышла на улицу и остановила такси. Назвала шоферу адрес, уселась поудобнее. И всю дорогу провела в мечтах о своем идеальном герое, в котором должно быть всего понемножку: что-то прустовское, что-то утонченно-итальянское, что-то болезненное, что-то хрупкое, что-то насмешливое, что-то обаятельное, что-то такое и сякое.

Когда же машина остановилась, она перестала мечтать и подумала, что жизнь, в конце концов, устроена не так уж плохо и что если ей не хочется до ста двадцати лет возвращаться домой в одиночестве, то стоит чуточку — совсем чуть-чуть — переиначить идеал. А главное, не потерять бы карточку того мужчины, что так хорошо умеет вязать и ворочать пачки!

Лето

Каждый раз, когда Альбер звонил в дверь квартиры на третьем этаже, открывалась другая — на втором.

Жозеф Казерн, нижний сосед, выскакивал на лестницу, задирал голову и, сложив руки рупором, орал:

— Месье Бобштейн, вам звонят!

Дед открывал Альберу, обнимал его. И тут же, перегнувшись через перила и чуть ли не теряя шлепанцы, кричал соседу:

— Месье Казерн, если хотите оказать мне услугу, то не подслушивайте, кто мне звонит, лучше слушайте радио!

— Зачем же так сердиться! — отвечал сосед и, пользуясь предлогом завязать беседу, поднимался на верхнюю площадку, смотрел на Альбера, шутливо тянул его за ухо. — Отличный мальчуган!

Он вынимал из кармана жилетки конфету, но дед перехватывал ее на лету:

— Вы, верно, подрядились доставлять работу зубному врачу, месье Казерн, поэтому портите зубы моему внуку?

Тут из квартиры выходила бабушка:

— А, это вы, месье Казерн! Как поживаете? Да что же вы стоите, заходите!

Она целовала внука в обе щеки, сокрушалась, как он похудел с прошлого раза, и тянула всех троих через порог.

Дед злился — не желал ни с кем делить своего внука. А бабушка настаивала — ей нравился сосед. Дед свирепел, отпихивал Казерна:

— Да отойдите вы! Мне надо кое-что сказать Альберу!

— Ну кто так разговаривает! — вмешивалась бабушка. — Извините, месье Казерн, он очень волнуется, когда приходит внук. Это для него большая радость. Он ведь страшно скучает, с тех пор как ушел с работы.

— Скучаю? Я? — возмущался Бобштейн. — Да мне соседи докучают! Уж я бы как-нибудь нашел, что делать, если б они мне не мешали и не крутились под ногами.

Бабушка вела соседа в гостиную, усаживала, предлагала чаю. Казерн отказывался — еще утро, не время для чая. Но через пять минут сдавался.

— Вы уж простите, это старческое, — говорила бабушка. — Не слушайте его, на самом деле он любит и вас, и мадам Казерн. Надо бы когда-нибудь и нам съездить вместе с вами. Но малыш у нас на все лето. Его родители в этом году опять не закрывают ателье.

Бобштейн делал знаки Альберу. Кивал на жену и загибал палец — во врет! А потом потешно тряс головой, так что Альбер хихикал. Дед наклонялся к внуку и шептал ему на ухо:

— Жуткий сноб! Пять минут с ним провести — и то противно.

Только так он обычно и отзывался о соседе.

Был июль, стояла прекрасная погода, и, уводя Альбера в другую комнату, дед успел еще сказать:

— Вот увидишь, этот шмендрик с нижнего этажа опять потащится в Трувиль жариться на солнце и наживать болячки, вместо того чтобы оставаться здесь, как нормальные люди.

На другой день мадам Казерн притаскивала бабушке, к ее удовольствию, остатки еды из буфета. Поднималась наверх то с кусочком камамбера, то с полбатоном хлеба, то с парочкой чуть перезревших персиков — отдавала все соседке перед тем, как уехать и запереть квартиру на три недели.

Бобштейн, наоборот, терпеть этого не мог.

Он шел в столовую, где еще спал Альбер на раскладушке, и ворчал себе под нос:

— Что я, нищий? Я не могу купить себе коробку камамбера? Хоть бы скорей они уехали на свой курорт, скатертью дорога!

Альбер просыпался, удивленно глядел на часы — они показывали восемь.

— С чего это соседи будят нас так рано?

— Ага, ты понял! — радовался дед. — Ты видишь, как меня терзают? Всего восемь часов, а они уже два раза заявлялись со своими паршивыми помидорами и огрызком пирога. А что твоя бабушка? «Спасибо, мадам Казерн!», «Спасибо, месье Казерн!», «Желаю вам приятно провести время в Трувиле, мадам Казерн, отдохнете там от кухни, поживете на всем готовом!» И все такое прочее. Будь это не твоя бабушка, а кто-нибудь другой, я бы сказал, что она тоже снобка.

Альбер тер глаза:

— Деда, я хочу еще поспать.

— Я бы тоже поспал, — соглашался Бобштейн. — Если б этот чертов сноб не морочил мне голову со своим вокзалом и со своими чемоданами, которые я, видите ли, должен постеречь, пока он будет бегать за такси, — так захотела твоя бабка! Она что, думает, мадам Казерн не может постоять на тротуаре одна? Что налетит какой-нибудь разбойник и украдет ее вместе со всеми пятью чемоданами? Да на мадам Казерн никто ни за какие деньги не польстится! Ну ладно, я пошел.

Альбер вставал и смотрел в окно на деда, бабушку и мадам Казерн, они стояли у подъезда и ждали месье Казерна. Наконец подъезжало такси, месье Казерн выскакивал и воздевал руки к небу — Альбер догадывался, что он говорит:

— Скорей, скорей, мы опоздаем! Поезд отходит через три часа!

Так бывало каждый год, и каждый год, помогая грузить чемоданы, дед бурчал:

— Посулите мне лотерейный билет с главным выигрышем — и то я не поеду в этот ваш Трувиль! Пусть едут всякие снобы, если им так хочется. Мы тут без них вздохнем спокойно.

А бабушка — из года в год одно и то же! — пихала его в бок локтем:

— Да замолчи ты! Услышит человек — обидится! Что до меня, то я бы и без лотерейного билета согласилась поехать и пожить в гостинице.