Книга Познать женщину - Амос Оз

По тротуару прошла мимо него девушка. В одной руке она несла тяжелую корзину с продуктами, другой прижимала к груди два больших пакета. Девушка-подросток с Дальнего Востока. Она служила домработницей у состоятельных хозяев, в доме которых ей была выделена комнатка со всеми удобствами. Была она хрупкой, худенькой, но корзину и полные пакеты несла без усилий. И прошла перед ним, словно в танце, словно законы земного притяжения были не властны над ней. А почему бы не закрыть кран, не догнать ее и не предложить донести корзинку? Или ничего не предлагать, а повести себя, как повел бы отец с дочерью: преградить дорогу, принять из рук тяжелые вещи, проводить до дому и по пути завязать легкую беседу? На мгновение Иоэль почти физически ощутил, как прижимаемые к груди тяжелые пакеты с силой давят ей в ребра. Но она может испугаться, не понять, может принять его за грабителя, за извращенца, это станет известно соседям, и те начнут перешептываться у него за спиной. Не то чтобы это так уж трогало — и без того он наверняка уже возбудил в округе любопытство и сплетни-пересуды. Хорошо натренированным профессиональным взглядом Иоэль точно оценил разделявшее его и девушку расстояние и понял, что пока будет ее догонять, она уже исчезнет, впорхнув в дом. Разве что он побежит. Но бегать он не любил.

Была она юной, с точеной фигуркой, с тонкой, осиной талией. Черные струящиеся волосы почти закрывали лицо. Цветастое хлопчатобумажное платье с длинной молнией на спине обтягивало тело. Он только успел оценить облегаемые платьем ноги и бедра, как она уже исчезла, и нет ее.

Иоэль вдруг снова ощутил резь в глазах. Он смежил веки. И внезапно перед ним явственно возник квартал бедноты где-то на Дальнем Востоке. То ли в Рангуне, то ли в Сеуле, то ли в Маниле. Бессчетное множество хлипких построек из жести, из картона, жмущихся друг к другу, увязающих в густой тропической грязи. Душный, загаженный переулок с открытой сточной канавой. Облезлые, словно пораженные проказой собаки и коты. Гоняющиеся за ними темнокожие ребятишки, болезненные, босоногие, в лохмотьях, топчущиеся в луже нечистот. Старый вол, отяжелевший и покорный, впряжен с помощью грубых веревок в жалкую повозку с деревянными колесами, которые увязли в навозной куче. И все пропитано удушливо-острыми запахами. И все это поливает тепловатый тропический дождь. Его струи барабанят по проржавевшему остову развалившегося джипа, и тогда кажется, будто откуда-то раздается приглушенная автоматная очередь. И вот в этом-то джипе, на порванном сиденье водителя расположился калека, лишенный конечностей, тот из Хельсинки, белый, словно ангел, и улыбающийся все понимающей улыбкой.

XIII

И тут со стороны, куда выходили окна Неты, донесся приглушенный удар и какие-то звуки, напоминающие кашель. Иоэль насторожился. Он направил струю из шланга на свои босые ноги, смыл грязь, перекрыл воду и широкими шагами заспешил к дому. К тому моменту, когда он вошел, хрипы и судороги уже прекратились, и он понял, что на сей раз «проблема» невелика. Девочка лежала на ковре в позе плода, свернувшегося во чреве матери. Обморок смягчил черты ее лица, и на какой-то миг она даже показалась ему почти красивой. Он подложил две подушки, под голову и под плечи, чтобы ей легче дышалось. Вышел и, вернувшись, поставил на стол стакан и положил две пилюли, чтобы подать, когда она очнется. Затем, безо всякой на то необходимости, прикрыл ее белой простынкой и уселся у ее изголовья прямо на пол, обхватив руками колени. Не притрагиваясь к ней.

Глаза девочки были закрыты, но не зажмурены, губы чуть приоткрыты, тело под простыней было нежным и спокойным. Только теперь он заметил, как расцвела она за эти месяцы. Он разглядывал длинные ресницы, унаследованные от матери, и высокий гладкий лоб, доставшийся от бабки. На миг захотелось ему, пользуясь уединением и ее забытьем, поцеловать мочки ушей, как имел он обыкновение делать, когда она была маленькой. Как ласкал он и ее маму… Потому что сейчас ему почудилось, будто Нета все еще та малышка с умным взглядом, что спокойно лежала на циновке в углу комнаты, устремив глаза в сторону взрослых с почти ироническим выражением. Казалось, она все понимает, особенно то, что нельзя облечь в слова, и только из соображений такта и деликатности предпочитает молчать. Та малышка, которую он брал с собой во все свои поездки — в маленьком фотоальбоме, хранившемся во внутреннем кармане пиджака.

Вот уже шесть месяцев жила в душе Иоэля надежда, что «проблема» исчезла. Что постигшая их катастрофа все изменила. Что права была Иврия, а не он. Смутно помнилось ему, что в медицинской литературе, которую он читал, такая возможность не исключалась. Как-то один из беседовавших с ним в отсутствие Иврии врачей сказал (правда, со множеством оговорок), что есть шанс на выздоровление в процессе полового созревания. Или по крайней мере, на существенное улучшение. И в самом деле, со дня смерти Иврии не было ни одного случая.

Случая? В то же мгновение ощутил он переполнявшую его горечь: ее уже нет здесь. Довольно. Отныне покончено со словами «случай» и «проблема». Отныне будем говорить «приступ». Слово это он едва не произнес вслух. С цензурой покончено. Хватит! Море не убежит. Отныне всегда будем пользоваться точными словами. В нем поднимался гнев, и он вложил его в яростный взмах руки, которым, наклонясь, отогнал муху, прогуливавшуюся по бледной щеке.

Впервые это случилось, когда Нете было четыре года. Она стояла у раковины в ванной, мыла свою пластмассовую куклу и вдруг опрокинулась на спину. Иоэль помнил тот ужас, который испытал при виде открытых закатившихся глаз — одни только белки, пронизанные тонкими кровеносными сосудами. Пузыри пены, появившиеся в уголках рта. И сковавшее его оцепенение, хотя он тут же понял, что должен бежать за помощью. Вопреки всем тренировкам, вопреки всему, что говорилось в период подготовки к службе и во время самой службы, он не в силах был сдвинуться с места, отвести взгляд от девочки: ему показалось, что тень улыбки мелькнула, исчезла и вновь появилась на ее лице, словно она пыталась сдержать смех. Иврия, а не он, пришла в себя первой и кинулась к телефону. Он стряхнул оцепенение, только услышав сирену «скорой помощи». Только тогда выхватил он дочку из объятий Иврии, ринулся с ней вниз по лестнице, оступился, ударился головой о перила — и все погрузилось в туман. Когда он очнулся в приемном покое, Нета уже была в сознании.

Иврия сказала ему шепотом: «Ты меня удивляешь». И больше ничего не добавила.

На завтра он должен был отправиться на пять дней в Милан. К его возвращению врачи уже установили предварительный диагноз и девочка была дома. Иврия наотрез отказалась принять заключение медиков и давать Нете прописанные лекарства. Она упрямо цеплялась за каждое, даже пустячное, вскользь упомянутое разногласие между врачами, особенно если кому-то из эскулапов мнение коллеги казалось сомнительным. Купленные мужем лекарства она выбросила в мусорное ведро. Иоэль сказал: «Ты сходишь с ума». А она со спокойной улыбкой ответила: «Кто бы говорил».

В его отсутствие она таскала Нету от одного частного врача-специалиста к другому, ходила к известным профессорам, потом к психологам, разным консультантам и, наконец, невзирая на его сопротивление, ко всякого рода знахарям, рекомендовавшим странные диеты, гимнастику, холодный душ, витамины, минеральные ванны, занятия йогой, травяные настойки.