Книга Игры марионеток - Марина Юденич

По крайней мере, в том виде, каком представляет его подавляющее большинство нормальных людей.

Нечто похожее — но весьма отдаленно — мелькало иногда на экране, если речь шла о жизни президентов и миллионеров.

Удивляться тут было не чему — теперь она была и тем, и другим.

Верилось слабо.

Нельзя сказать, что происходящее казалось ей сном.

Но и абсолютной реальностью оно — вроде как — тоже не было.

Так, нечто среднее между правдой и ложью.

Не ощущения пока, а смутные предчувствия.

Может — сбудутся, и тогда надо будет ко всему этому спешно привыкать.

А может — и нет.

И тогда — слава Богу, не слишком-то и поверила! — не придется мучительно возвращаться к действительности.

Хотя действительность, которая вот уже тридцать три года окружала Лолу Калмыкову, надо признать, была не такой уж страшной.

Она родилась в небольшом южном городе, с рождения была окружена любовью многочисленных родственников, и в первую очередь — мамы. Красавицы, талантливой, как говорили, балерины, вынужденной после рождения дочери покинуть сцену, довольствуясь скромной должностью руководителя танцевального кружка в городском Доме пионеров.

Потом следовала, бабушка — тоже, в прошлом, актриса, правда — драматическая, отыгравшая на сцене местного театра целую вечность — пятьдесят, без малого, лет.

Потом — целая плеяда «двоюродных» — бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек, сестер и братьев.

Семья была веселой, дружной, хотя немного безалаберной.

Жили одним днем, ценности духовные ставили много выше материальных, и потому, наверное, испытывали вечные затруднения с деньгами.

Но — не унывали.

Дети в такой обстановке чувствовали себя комфортно.

Единственным семейным «изъяном» было отсутствие Лолиного папы.

Сначала, когда Лола была еще маленькой, но уже начала теребить родственников вопросом: «А где мой папа?», делая при этом ударение на слове — мой — у других детей в семье папы были — ей говорили, что папа уехал в командировку.

Что, собственно, означает таинственная «командировка», Лола не знала, но само слово ей нравилось, и это обстоятельство легко мирило девочку с отсутствием папы.

Позже, когда объяснять затянувшуюся командировку, было уже сложно, бабушка торжественно и скорбно объявила Лоле, что папа был военным и погиб на афганской войне.

Мама при этом отрешенно молчала.

Новую версию Лола приняла также легко, как и предыдущую.

Папу, ей было, отчего-то, совсем не жаль, зато стало жаль маму. Теперь Лола страстно мечтала, чтобы мама, наконец, перестала горевать о нем, и вышла замуж.

Заполучить папу — пусть и не родного — все же хотелось.

Но замуж мама так и не вышла.

Лет в четырнадцати от роду Лола вдруг поняла, что и вторая, бабушкина, версия про папу — «афганца» не выдерживает критики.

В доме не было ни оной фотографии героя.

Ни одной вещи, напоминавшей о нем.

Не было писем.

Семья не получала пенсии, которая — Лола интересовалась этим вопросом специально — полагалась если не матери, то уж, по крайней мере — ей, дочке.

Словом, аргументов накопилось достаточно и однажды, со всей беспощадностью детского максимализма, она потребовала ответа.

Бабушка пыталась что-то сказать, но мама остановили ее слабым движением руки.

— Да. Он не погиб. И вообще не воевал. Просто не захотел с нами жить. Или не смог. Можешь выбрать, что тебя больше устраивает.

— Но почему?

— Когда мы встретились, он уже был женат. А, когда родилась ты, стало ясно, что семью оставить не может.

— Почему?

— Тебе трудно будет понять. Это связано с его работой.

— А кем она работал?

— Начальником…. — мама неожиданно усмехнулась.

— Каким начальником?

— Большим.

Лола закатила истерику.

Первую настоящую истерику в своей жизни.

Она требовала, чтобы ей назвали имя отца, сказали, где он живет и кем работает, она хотела немедленно его увидеть или, по крайней мере, говорить с ним по телефону.

Бабушка со слезами суетилась вокруг.

Но мама была непреклонна.

— Тебе незачем знать о нем больше того, что я уже сказала. И ты не узнаешь.

— Он бросил тебя, бросил…. бросил… бросил…

— Можешь говорить, что угодно.

— Ты не имеешь права…. Я пойду….

— Куда, интересно знать? В милицию? Иди. Насмешишь людей.

Следующий год был трудным.

Лола и без того переживала переходный возраст, вдобавок к этому, она буквально «заболела» отцом.

Вполне возможно, впрочем, что в такую форму вылилась у нее пресловутая болезнь роста.

Скандалы она устраивала теперь довольно часто.

Любое замечание матери или ее отказ выполнить какую— ни— будь просьбу, немедленно оборачивались бурным объяснением со слезами, упреками и угрозами:

— Ты просто боишься, что я найду папу и уйду к нему…. Ты ненавидишь его за то, что он тебя бросил….. И все врешь про него…. Я не верю…

— Но, в таком случае, он и тебя бросил тоже

— Нет, меня он не бросил….

— И где же он?…..

— Ты меня прячешь…. Ты ему тоже врешь….. Я все равно узнаю….

— Узнавай.

Лола, действительно, периодически бралась за поиски.

Дом был перевернут вверх дном, пересмотрены все документы, перечитаны старые письма и открытки, изучены фотографии.

Следов отца не было нигде.

Единственное, чего она не могла себе позволить — мешала гордость, и жалко все-таки было мать — это расспрашивать родственников, соседей и немногочисленных материнских подруг.

Зато бабушку третировала нещадно.

Но та только плакала, и бесконечно повторяла:

— Зачем он тебе, Лолочка, он же отрекся от вас с мамой? Зачем же, деточка, унижаться? Разве тебе не хватает чего— ни— будь в жизни? Мы с мамой все делаем, чтобы тебе было хорошо…. И ничего для тебя не пожалеем… Зачем он нам, сдался, такой….?

— А почему он не платит нам алименты? — однажды спросила Лола. Мысли об отце в этот момент внезапно перескочили с эмоциональной волны на прагматическую.

— Что ты, деточка! Он хотел. Он предлагал нам любую материальную поддержку. И многое другое, можешь мне поверить….