Книга Держи ухо востро - Марина Серова

— Вы не из Одессы, — начал говорить Кучер, едва я подошла к нему на расстояние слышимости. — И вы не замужем, — добавил он, когда я оказалась рядом с ним.

— Правильно, — растерялась я.

— Тогда слушайте. Идеальный муж по-одесски: слепой, глухонемой, капитан дальнего плавания. — И довольно захихикал.

— Приму к сведению.

— А откуда вы, если не секрет?

— Из Москвы.

— Москвичка, — одобрил он. — Ну и как там в Москве?

— Живем.

— Ну и правильно. Так, что вас интересует?

— Иконы.

— Иконы вообще, или какая-то конкретная икона?

Если бы у меня не было оснований подозревать Кучера, то лучше всего было бы принести с собой одну из икон и спросить, что он о ней думает, откуда она могла взяться, кому принадлежать и так далее, но, на минуту представив, что он переменится в лице, увидев в руках ту самую и кону, которую месяц назад сам переправил на Запад, я не решилась на это. И теперь не знала, с чего начать.

— Видите ли, в чем дело. Я работаю в очень солидной фирме. Многие фирмы сейчас устраивают у себя в офисах небольшие картинные галереи.

— Наконец-то.

— Да. Это считается в Москве хорошим тоном. Мой шеф планирует приобрести несколько старинных икон. Когда я говорю старинных — это значит, что икона действительно должна быть старинная. Шеф не пожалеет никаких денег, может заплатить в валюте, но это действительно должна быть уникальная вещь. Желательно пятнадцатого-шестнадцатого веков. Вы понимаете?

— Я бы тоже хотел приобрести такую икону для музея, если бы у музея были деньги. И если бы мне ее предложили. Но тут тот самый редкий случай, когда нет ни денег, ни предложений.

Кучер взял меня под руку, и мы пошли с ним вдоль по улице.

— Я уже приобрела несколько интересных икон, насколько я в них разбираюсь, но этого явно недостаточно, — я развернулась к нему лицом. — Я спрошу вас конкретно: в Одессе можно достать что-нибудь стоящее?

— В Одессу приезжают за приключениями, за оружием и венерическими заболеваниями. Но чтобы за иконами — это что-то новенькое, — изобразил он на лице недоумение.

— А если серьезно?

Кучер снова взял меня под руку и повел рядом с собой. Он вздохнул и только после этого сказал:

— Не знаю, что вам сказать. Одессу же все время грабили. Сначала большевики, потом фашисты. Конечно, здесь было очень много икон, у людей и в храмах. Но перед войной в нашем музее решили открыть отдел древней живописи и стали собирать иконы по всей области. Натащили очень много досок, не разбирая, хорошие это иконы или так себе. И даже не успели их инвентаризовать. Тут началась война. Пришли фашисты и забрали все скопом. Что-то они уничтожили, а что-то вывезли в Германию. Никто до сих пор ничего толком не знает.

— Но ведь что-то осталось.

— Что-то, конечно, осталось, — уныло согласился Кучер. — Но вы же понимаете, теперь заново открываются церкви. Им тоже нужно иметь какие-то иконостасы. И люди охотнее несут туда, чем в музей или, не дай бог, в какую-то фирму. И, наверное, это правильно…

Он замолчал, и некоторое время мы шли молча. Вся его былая веселость куда-то улетучилась, и я поняла, что имею дело с очень умным человеком, видимо, с непростой судьбой, немолодым и не таким веселым, каким ему хотелось бы выглядеть в глазах окружающих.

Интуиция подсказывала мне, что этот человек не имеет никакого отношения к вывозу икон за рубеж, хотя может знать тех людей, которые этим занимаются.

— А вы не могли бы посмотреть несколько моих икон? Я их купила по случаю, и мне хотелось бы знать о них побольше.

— А почему нет? Несите. Они в Одессе?

— Мне должны их занести на днях.

— Хорошо. Позвоните мне, и мы снова встретимся. Я могу прийти к вам домой или пригласить вас к себе в музей.

Я пообещала ему, что позвоню в самое ближайшее время. Он дал мне свой домашний телефон, и я уже собиралась с ним распрощаться, но попомнила о таинственных знаках на иконе и, вырвав из блокнота листок, нарисовала эти самые знаки.

— А вы не знаете, что могут означать вот такие буквы и цифры на обратной стороне иконы? — спросила я, протянув ему листок.

— NM-244? — удивился он. — Понятия не имею. Хотя… Мне кажется, я видел нечто подобное в одном альбоме. Знаете что… Позвоните мне через денек-другой. Думаю, я отвечу на ваш вопрос.

После этого мы с ним расстались, и я вернулась к себе в номер.

Насколько продуктивным оказался мой первый день в Одессе, настолько бездарно складывался второй. Он уже подходил к вечеру, а позади была только встреча с Кучером, которая ничего мне не дала, кроме возможности встретиться с ним еще раз и информации о том, что во всей Одесской области не наберется и десятка действительно ценных икон. Но откуда же, черт возьми, они берутся у Раушенбаха-старшего?

Может быть, с самого начала я пошла совершенно не тем путем? Я же сама себе сказала, что связь проживающего в Одессе Пауля с продажей икон в Лондоне слишком очевидна. Настолько очевидна, что я не допускала никаких других возможностей. Значит, напрасно я отказалась поехать с Куртом в Дуйсбург? Может, нужно было действительно поехать к нему в гости и попробовать там отыскать ту ниточку, за которую впоследствии удалось бы размотать весь клубок…

Во всяком случае, у меня там был реальный человек, который продал эти двенадцать икон и в тот же день подарил мне еще одну. Улика налицо. И, находясь у него в доме, видимо, нетрудно было прощупать его связи. Но чересчур соблазнительной казалась тогда возможность сократить этот долгий путь и выйти сразу на поставщика из «России».

К тому же поездка была бы связана с массой сложностей. Легко обмануть случайного знакомого в пивной, представившись ему хоть Мартой хоть Кларой. Другое дело — поездка с ним в Германию. Как ни просто теперь передвигаться по Европе, но паспорт иной раз приходится предъявлять. А там черным по белому написано, что я никакая не Марта из Баварии, а Анна из Москвы. Вот был бы сюрприз для папаши Курта!

В конце концов, можно и сейчас съездить к Грому, выправить себе документы на имя какой-нибудь Марты Кугель из Баварии и нагрянуть к Курту в гости. Еще не поздно. Но сколько это займет времени, да и не так это просто — сфабриковать фальшивые германские документы. Риск будет немалый… Да и не смогу я прогостить у него больше двух-трех дней, а за этот срок вряд ли удастся провести серьезную работу. Не пытать же мне его, в конце концов!

Для подобной неторопливой работы подошла бы наша германская резидентура, которая годами живет и может при необходимости устроить папаше Курту круглосуточный надзор. Скорее всего, им это удастся, и через полгодика, глядишь, они что-то и узнают. Но у них и своих забот хватает, и нечего спихивать с больной головы на здоровую!