Книга Записки школьного врача - Андрей Шляхов

Упоминание об Англии вызвало желание послушать что-то из старого английского рока. Я покопался на полке с дисками и нашел альбом «Rare Bird» сорокалетней давности. Да, у меня устаревшие, чуть ли не патриархальные вкусы, и я горжусь этим.

Поворотом ручки я переключился на шестую песню от начала и упал в кресло – наслаждаться.

Now when you climb

Into your bed tonight

And when you lock

And bold the door

Just think of those

Out in the cold and dark

Cause there's not enough love to go 'round

And sympathy

Is what we need my friend

And sympathy

Is what we need

And sympathy

Is what we need my friend

Cause there's not enough love to go 'round

No there's not enough love to go 'round…[2]

Перевод:

«Забираясь в свою постель

И запирая

Надежные двери,

Подумайте о тех,

Кто находится на улице,

В холоде и мраке,

Им не достаточно любви…

И симпатии,

Это то, что нам нужно, друг мой.

И симпатии,

Это то, что нам нужно.

И симпатии,

Это то, что нам нужно, друг мой.

Им недостаточно любви,

Нет, им недостаточно любви…

Раздался стук в стену – сосед Дмитрий Павлович напоминал мне о том, что приличные люди в десятом часу вечера слушают музыку через наушники. В наушниках – так в наушниках, я ничего не имею против.

Радионаушники я покупал на Савеловском рынке. Перемерил все, что было в наличии, методично доведя продавца до белого каления, и в итоге купил то, что надо: наденешь их, и не чувствуешь. Как-то раз я даже в этих наушниках и заснул…

В субботу я отдыхал столь интенсивно (встреча с бывшими однокурсниками – это всегда тяжелое испытание для головы и печени), что чуть было не проспал конференцию. Страшно представить, что бы могло случиться, не явись я вовремя и не расскажи о преимуществах нашей гимназии, да еще с медицинской точки зрения. Наверное, гимназия потеряла бы всех своих учеников, не иначе. Это я так, утрирую.

Время начала конференции по каким-то неведомым мне причинам переносилось четыре раза – то ли не могли выкроить «окно» телевизионщики, то ли не могли собраться корреспонденты. В конце концов остановились на десяти часах – раньше сядем, раньше закончим. Разумеется, Эмилия Леонардовна строго-настрого предупредила меня, чтобы я ни в коем случае не опаздывал. Электричка, мол, ждать не будет.

Я пришел без четверти десять и был очень удивлен, увидев у главного входа курящего Юру.

– Что ты вытаращился? – вместо «здравствуй» спросил он. – Не видел, как люди курят?

– Видел… Но…

– Я еще и пью иногда, – подмигнул Юра. – А правила сегодня не действуют – воскресенье, день без правил.

– Ты тоже будешь выступать?

– Нет, какое там. Я и моя команда обеспечиваем застолье. Так, по мелочам – вроде фуршета. Надо же угостить дорогих гостей…

– А они уже собрались?

– Пока никого. – Юра аккуратно затушил окурок о край урны. – Но Эмилия Леонардовна уже час как здесь.

– Где же все остальные? – я посмотрел на часы. – Время без десяти.

– К двенадцати подтянутся, – успокоил меня Юра. – Иди, покажись на глаза начальству и топай ко мне.

– Зачем?

– Ну, я думаю, что чашечка кофе и парочка бутербродов заметно скрасят твое ожидание…

Ожидание растянулось на три чашки кофе и семь бутербродов с ветчиной, сыром и зеленью. Заодно я узнал все последние гимназические сплетни.

– Ты какой-то странный, – сказал Юра. – Торчишь целыми днями в своем кабинете, кроме столовой никуда не выходишь. Тебя считают букой.

– Куда же мне выходить?

– Да хотя бы в учительскую заглянуть – пообщаться с народом. Неужели тебе не бывает скучно?

– Согласно должностным обязанностям я должен быть в кабинете…

– Согласно должностным обязанностям мы все много чего должны делать. – Юра посмотрел на меня как на идиота. – Видел бы ты мою должностную инструкцию! Скажи медсестре, что ты пошел в учительскую, и все. Кстати, вот тебе хороший повод для того, чтобы окончательно влиться в коллектив – в четверг день рождения у Аси Агеевой… Знаешь такую?

– Кажется, преподаватель испанского?

– Верно. Загляни в учительскую, поздравь человека, подари что-нибудь – Ася, кстати говоря, обожает всякие блокноты-молескины – и тебя непременно пригласят отмечать в кафе. Ну а там, в неформальной обстановке, ты со всеми подружишься. Станешь наконец-то своим человеком, а не просто сотрудником. Разве плохо?

Что ж тут плохого? Наоборот – хорошо. Юра прав, что-то засиделся я в своих владениях – надо чаще показываться на людях. Если, конечно, работа позволяет.

– Спасибо за угощение и особенно за совет. – Я вытер губы салфеткой и встал. – Пойду прогуляюсь.

В актовом зале молодой длинноволосый парень в малиновом жилете с логотипом кабельного телевидения (несомненно, оператор) расставлял аппаратуру – штатив с камерой и два светильника. Работал он сосредоточенно: расставит – посмотрит, переставит – снова посмотрит, снова переставит. На меня он не обратил внимания. Чтобы не мешать процессу, я вышел в коридор и тут же наткнулся на директора, рядом с ней стояла незнакомая девушка с птичьим личиком, обрамленным россыпью афрокосичек. В руке девушка держала большой блокнот в желтом кожаном переплете. Вместо закладки она использовала ручку.

– Это Виолетта, корреспондент. – В нарушение правил этикета Эмилия Леонардовна первой представила девушку. – А это наш гимназический эскулап, врач высшей категории Коновалов Сергей Юрьевич.

«Врач вк Коновал Сер Юр», – записала Виолетта.

«Почему только врач высшей категории? – подумал я. – Можно было бы и кандидатом наук обозвать». На самом деле никакой категории у меня не было. Не удосужился получить. Вернее – мог бы, но не захотел. Для второй категории нужно иметь три года стажа работы по аттестуемой специальности, написать отчет, пройти тестирование и чисто формальное собеседование. Ничего особенного, но мне как-то не хотелось называться «врачом второй категории». Кому как, а мне этот «титул» не по душе. Особенно смешно он смотрится в сочетании с фамилией. «Врач второй категории Коновалов». Смешно. Да и вообще, «вторая категория» в представлении нашего народа это что-то такое, низкосортное. Лучше никакой категории не иметь. Лучше сразу первую.

В поликлинике работали два врача – невропатолог и ортопед, которые принципиально не получали категории. Невропатолог, имевший в анамнезе две черепно-мозговые травмы и менингит (так вот бывает, и не надо сразу же вспоминать сапожника без сапог) был вообще очень странным человеком.