Книга На бензоколонке только девушки - Фэнни Флэгг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот вечер Эрл и его будущий тесть удрали с грандиозной помолвочной вечеринки, устроенной в честь Эрла и Сьюки в загородном клубе, и вышли на заднее крыльцо с видом на поле для гольфа – покурить.
Они слушали сверчков, и тут мистер Крэкенберри, высокий осанистый человек, пожалел юношу. Он видел, что Эрл до смерти боится Ленор, но, надо отдать ему должное, будущий зять выдержал даже устроенную Ленор истерику и ее пристальные взгляды на его уши.
После долгого молчания мистер Крэкенберри откашлялся и сказал:
– Эрл.
– Да, сэр?
– Вы со Сьюки собираетесь сделать большой и важный шаг. Однако прежде, чем это случится, мне надо сказать тебе о ней кое-что. Ты должен это знать.
– О Сьюки?
– Да… и это может изменить твои к ней чувства.
Эрл глубоко вздохнул и взглянул на него:
– При всем уважении, сэр, я знаю, что не нравлюсь матери Сьюки, но что бы вы ни сказали о вашей дочери, я не переменю своего решения. Я люблю ее и намерен на ней жениться.
– Рад слышать, сынок… но… как бы это сказать? Помнишь старое присловье: «Хочешь знать, какой будет твоя жена через двадцать лет, глянь на ее мать»?
– Да, сэр. Слыхал такое… и все равно люблю ее. Ой – без обид, сэр.
– Никаких обид. И, я так понимаю, ты осведомлен, что у моей жены брат и сестра в «Милом холме»? И вообще семейную историю знаешь?
– Да, сэр. Сьюки рассказывала.
– А… но потому, естественно, ты, наверное, – закономерно – беспокоишься за Сьюки и за ваших общих детей. Но на твоем месте… я бы не тревожился.
– Я и не тревожусь. А что?
– Ты мне доверяешь, сынок?
– Да, сэр.
– Можешь мне дать слово джентльмена, что этот разговор никогда и никому не перескажешь – особенно матери Сьюки?
– Да, сэр.
– Что ж… не спрашивай, откуда я это знаю, но даю тебе слово. Сьюки – совсем не как ее мать, да и не как Симмонзы вообще. Понимаешь?
– Да, сэр. Кажется. О… ух ты… что ж, пронесло.
– Да, я так и думал.
– Не обижайтесь, сэр.
Он рассмеялся:
– И опять никаких обид. Я отдаю себе отчет – Ленор иногда может казаться странноватой, но говорю тебе, сынок… по мне, так она все та же прекраснейшая девушка на свете. У меня в жизни, с тех пор как я ее встретил, не было ни единой скучной минуты.
В тот самый миг встревоженная Ленор, увитая шарфами, выскочила на крыльцо и позвала его:
– Олтон… ты где? Ах вот он. Ты мне нужен. У нас трагедия. Я только что уронила свое парадное кольцо в пунш. Надеюсь, никто его не проглотил. Это же прабабушкино! Скорей!
Мистер Крэкенберри глянул на Эрла и промолвил:
– Ну ты понимаешь? – И, закатывая рукава, пошел за Ленор в дом.
Как ни странно, однако после того разговора Эрл больше не переживал за Сьюки и даже не интересовался всерьез, откуда мистер Крэкенберри все это взял. Но теперь-то понял, что тесть пытался ему сказать.
В тот вечер Эрл приехал домой и рассказал Сьюки о разговоре, который произошел у них с ее отцом на помолвочной вечеринке.
Сьюки оторопела.
– Почему ты раньше не говорил?
– Ну, милая… по правде сказать… я просто забыл.
– Забыл? Эрл, ты вообще отдаешь себе отчет, сколько бессонных ночей я провела, раздумывая, что кончу свои дни в «Милом холме»?
– Нет.
– Правильно! Потому что я не хотела тебя волновать. И вот обнаруживаю, что ты и не волновался. Я даже написала тебе и детям прощальное письмо с указаниями, а ты мне говоришь: «Я забыл»?
– Ну, милая, я к тому же дал твоему отцу слово джентльмена, что никому не расскажу. И он не объяснил мне, почему ты – не как Ленор.
– Но почему папа никогда мне этого не говорил?
– Полагаю, считал, что тебе лучше не знать.
– Вот интересно, а Бак осведомлен, что я удочеренная? Интересно, он был в курсе все это время, но мне тоже не говорил…
– О, в этом я сомневаюсь, милая…
Сьюки все это потрясло еще больше. Чего еще она не знала? Чего еще ей никто никогда не говорил?
Все это было так странно – и бестолково. Бак явно происходил от Ленор, и все же Ленор всегда смотрела на него так, будто он с дерева слез. Брат носился по дому, а она восклицала:
– Что это за странное существо только что бегало у меня в гостиной с грязными ногами? Ясное дело, оно не может быть моим родственником!
Ленор всегда уделяла ей гораздо больше внимания, чем Баку. И Сьюки вечно было от этого неловко. Она даже спросила Бака, не злился ли он на нее, а Бак ответил:
– Шутишь? Да я счастлив, что у нее есть ты – что она помыкает тобой, а не мной.
Но зачем тогда Ленор так ее шпыняла? Потому что Сьюки девочка? Ленор неизменно говорила:
– Мужчины нужны постольку поскольку, а женщины – прирожденные вожди, и в обществе, и дома.
Или, может, Ленор пыталась сделать из нее то, чем сама не была? Неужели мать чуть не разрушила Сьюки жизнь только ради сохранения лица?
Сьюки понимала, что не должна сердиться на Эрла за его молчанку про разговор с отцом. Он тогда думал, что поступает правильно, и Сьюки видела, как он теперь сокрушается. Но все равно не понимала, что ей делать, – и надо ли делать что-либо вообще.
1937 год
Помимо собственно Винка Юрдабралински, шестифутового чаровника, заполнявшего бензобаки и мывшего стекла, была и еще одна причина, почему «Филлипс-66 Винка» не имела отбоя от клиенток. Чистые уборные! По этой части мамуля опережала национальные стандарты.
Поначалу всеми делами на автозаправочных станциях ведали мужчины, и потому туалеты содержались скверно. Умывальники и унитазы мыли редко, полы обычно бывали загажены. Одна дама, покидая автозаправку в Дир-Парк, штат Мичиган, воскликнула в ужасе:
– Там в грязи на полу можно сад вырастить!
Дамы редко считали эти «удобства» безопасными для здоровья и прибегали к ним лишь в крайнем случае.
Зато на «Филлипсе-66 Винка» мамуля всегда считала, что и мужские, и женские уборные должны содержаться в той же чистоте, что и у нее дома. Все четыре дочери по очереди следили за тем, чтобы на умывальнике всегда был свежий кусок белого мыла, чистое белое полотенце и чтобы каждого входящего ожидали сияющие раковины, унитазы и белый кафельный пол, только что отмытый с «Лизолом». На станции Винка ни один микроб не выжил бы. Весь день кто-нибудь из девочек Юрдабралински бегала от колонки к дому и назад с ведром, щеткой и полотенцем подмышкой. Естественно, они препирались между собой, чей черед мыть, но дело делалось – всегда. Винку, папуле и другим механикам пользоваться гостевыми уборными никогда не позволяли.