Книга В Сырах - Эдуард Лимонов

Мы с Ильичём вспомнили этот опыт. Акции прямого действия — «бархатный», или «продуктовый» терроризм и мирный захват офисов чиновников — прокатились по всей стране. Одним из первых, помню, историю в Манеже, когда председатель Центральной избирательной комиссии г-н Вешняков был обстрелян жирной струёй майонеза. Просто залит майонезом в районе паха. Он стоял в это время у микрофона, а сзади, как смиренные обкакавшиеся школьники, стояли лидеры партий-сателлитов, они пришли заключить союз добрых намерений, благородного поведения на выборах. Там были Зюганов, Жириновский… И теперь стояли, открыв рты. Двое наших парней, Манжос и Медведев, стали внезапно знаменитыми, так же как и партия, осмелившаяся выступить против обмана и ханжества.

Вслед за историей с Вешняковым нацболы захватили вагон железной дороги. Купив билеты до Калининграда, они устроили бунт на границе с Литвой, закрыли и забаррикадировали двери изнутри, приковались цепями друг к другу, общим числом 28 активистов. Это был знак протеста против введения обязательных транзитных виз для российских граждан, пересекающих Литву, едущих в Калининградскую область и г. Калининград. Вагон штурмовали, ребят арестовали, судили, и они отбывали наказание в старом Вильнюсском централе, где в начале прошлого века сидел некто Феликс Дзержинский.

АПД в Большом театре в день инаугурации второго президентства Владимира Путина 7 мая 2004 года была, пожалуй, самой выразительной, значительной и яркой акцией нацболов. В тот вечер в Большом театре ожидали самого Путина. Нацболы захватили сцену и президентскую ложу. На сцене они зажгли файеры и дымовые шашки, выкрикивая лозунги: «Долой царя!», «Россия без Путина!», с балконов в зал летели листовки. Если учесть, что захват Большого театра произошел через год с небольшим после «Норд-Оста», можно представить, на какие риски шли нацболы. Но по какой-то, ведомой только власти, причине сурово судить участников захвата Большого театра не стали. Их легко наказали по административным статьям.

Самыми знаменитыми АПД стали: «захват» Министерства здравоохранения 2 августа 2004 года и «захват» приёмной Администрации президента 14 декабря 2004 года. Вот что писал «исследователь» нацболов Павел Данилин об акции 2 августа: «Группа из 20 нацболов ворвалась в Минздрав, захватила кабинет Зурабова и ещё несколько кабинетов, а затем Максим Громов выбросил из окна портрет президента. Члены НБП кричали: «Путин — враг народа!», «Зурабов — враг народа», «За наших стариков уши отрежем» <…> Семерых участников захвата осудили 20 декабря к пяти годам тюремного заключения…» «В журналистской среде это вызвало взрыв возмущения», — пишет Данилин. И заключает: «Прокуратура действительно, не должна была делать из нацболов героев и мучеников, фактически политзаключенных, — а направить все силы на то, чтобы посадить Эдуарда Лимонова».

14 декабря 40 нацболов захватили приёмную Администрации президента. Судили нацболов целый год и приговорили к срокам от одного (уже как раз отсиженного) года до 4,5 лет. Однако эти АПД были только вершины огромного айсберга АПД. «Всего нацболами за рассматриваемый период с осени 2003 года по июнь 2005 года совершено около 870 акций. Это по меньшей мере в 20 раз больше, чем у любой иной политической организации», — констатирует «исследователь», предлагающий меня посадить. И заключает: «В России существует одно-единственное массовое молодёжное движение, — это НБП».

Посадить меня российские власти не решились. Однако после серии успешных акций прямого действия вдруг пропал Ильич. Пошёл на встречу и пропал. Сказать, что мы были не готовы к подобному, я не могу. Партия не по своей вине, но по воле руководящих страной довольно злых и дремучих людей была объектом преследований. Партия всего лишь хотела, согласно Конституции, участвовать в политической жизни страны, но именно поэтому дремучая власть расценивала партию как врага, потому что партия была молодой, энергичной и хотела участвовать в выборах. Дремучие, формации XIX века люди посчитали (и продолжают считать), что партия должна быть уничтожена. Партию было бы лучше уничтожить физически, считали в Кремле, но так как нравы во всем остальном мире господствуют более современные, потому стали вытаптывать партию. Несправедливый суд и тюрьма — вот что нам было уготовано.

Слуги государевы, архаичные прокуратура, милиция, служба государственной безопасности, — добавляли к старомодному насилию власти ещё свою диковатую старательность. Бывало, перестаравшись на тайных допросах, эти гунны убивали наших людей. К описываемому времени убитых было уже шестеро. Чтобы замаскировать следы, уже убитых бросали на рельсы, одного, моего проводника по Алтаю, выбросили из окна. Так что к пропажам людей мы были готовы. Мы сказали себе: «Ильича взяли, возможно, убили». Мы стали искать следы Ильича.

Вдруг на нас вышел наш давнишний союзник, депутат Госдумы, бывший советский полковник. Ему удалось узнать, что Ильич жив и содержится в «Лефортово». Депутат был уверен, что его не допустят в Государственную думу на следующий срок, и потому, видимо, написал запрос в Генеральную прокуратуру о судьбе Ильича. Запрос поддержали ещё двое таких же депутатов без будущего, либо с добрыми сердцами. Одновременно на адреса двух наших людей пришли письма из «Лефортово»! Многих наших товарищей эти письма повергли в состояние шока, но не меня, я знал как устроена тюрьма «Лефортово». Я же просидел там в 2001–2002 годах пятнадцать месяцев.

Дело в том, что, кинув нашего Ильича в «Лефортово», чекисты не потрудились оговорить запрет на переписку. Потому администрация тюрьмы сама никак не ограничила Ильича, он, как и все заключённые, мог использовать своё право отправлять и получать письма. И он воспользовался своим правом.

Администрация же не обязана была знать подробности истории Ильича. Это прокуратура опростоволосилась. Администрация в лице дежурного офицера прочла письма Ильича и, не найдя в них ничего необычного (Ильич-то умный мужик), равнодушно поставила на них штампы, а дальше письма попали на почту. И к адресатам.

Вооруженные теперь дополнительно письмами Ильича, депутаты (главным в этом деле был полковник-депутат Виктор Алкснис) вызвали в Госдуму на Охотный Ряд самого Генерального прокурора Устинова. Толстяк почувствовал, что попал. Идти и унижаться перед депутатами за некрасивую историю, когда жителя иностранного государства выкрали с улицы и тайно держат в Следственном изоляторе ФСБ, Устинову ой как не захотелось! Ведь Ильич не совершил ничего такого, чем можно было оправдать такие манеры поведения спецслужб. Устинов позвонил Алкснису. И попросил прийти в Генпрокуратуру, где предложил to make a deal.

— Вы, Виктор Имантович, отзываете ваш вызов Генерального прокурора на позорище злым депутатам, — а они станут унижать Генпрокурора по полной, — а я, Генеральный прокурор, в обмен, взамен, в компенсацию, освобождаю вашего Ильича из застенка.

Прямо от Генпрокурора депутат Алкснис позвонил мне и адвокату Беляку, спрашивая: «Как поступить?» Я был за то, чтобы не отменять сцену в Государственной думе, а Ильича и так и так выпустят из «Лефортово». Теперь-то, когда известно, где он находится, и ясно, что его в России не обвиняют, собственно ни в чём, а лишь хотят по-тихому передать Латвии.