Книга Взрослые игры - Елена Колина

…Нет, лучше так: «Ты можешь больше не быть моим идеалом».

Или нет, лучше всего так: «Прости меня за глупую детскую сцену, я просто хотела быть как знаменитый полководец…»

Но человек предполагает, а Бог располагает, и мне даже в голову не могло прийти, КАКОЙ УЖАС ЖДЕТ МЕНЯ ЗАВТРА.

30 октября, пятница

Хотя этот день начался совсем не ужасно, а очень смешно.

Утром я вышла купить газету «Питер», хотела посмотреть, напечатали ли мое извинение.

Напечатали! Все в точности, как я написала! Не изменили ни одного слова! Только… что это?

«В детстве было ужасно трудно просить прощения у дедушки… Если, к примеру, с утра, перед школой, нахамишь дедушке, а вечером папа говорит: “А ну-ка, быстро извинись перед дедушкой”».

Мы, журналисты, привыкли к тому, что наши материалы без конца режут, но… у меня же была БАБУШКА, я точно помню, что в детстве постоянно извинялась перед бабушкой!..

…Я медленно шла домой и думала: зачем было менять мою личную бабушку на ничейного дедушку?

…Ох, я, кажется, поняла!.. Я так сильно рассмеялась, что даже остановилась.

Газета поменяла мою личную бабушку на ничейного дедушку для того, чтобы госпожа мэр не подумала, что бабушка — это она.

Хорошего же мнения обо мне в газете «Питер»! Очевидно, они решили, что у меня:

1. Амнезия, и я не помню свою бабушку.

2. Одновременно с этим у меня мания величия: я намекаю читателям газеты «Питер», что моя бабушка — это госпожа мэр.

…Рядом с аркой, ведущей в наш двор, у входа в пункт оплаты мобильной связи стояла машина. Мне знакома эта машина. Это такой же танк, как мой, только новый танк, красивый, блестящий, черный танк, танк, у которого все двери на месте. Это машина Андрея!

Ура! Интересно, что скажет Андрей, когда выйдет из пункта оплаты мобильной связи и узнает, что я — известный политический обозреватель концертов?

Сейчас мы помиримся, и я больше не буду в одиночестве переживать обвинения прессы — якобы я не помню, что госпожа мэр вовсе не моя бабушка….

Андрей меня пожалеет. Скажет мне: «Ты глупый глупыш».

Я прибавила шагу. Думаю, он ждет меня во дворе и как мальчик смотрит на мои окна. Сейчас с разбега брошусь ему на шею и помирюсь. Подумаешь, купил мне норковую шубу! Он же не виноват, что я не умею принимать в подарок бриллианты, норки, хвосты и другие ценные вещи.

Подумаешь, пропадал, подумаешь, не звонил.

Подумаешь, кинул мне бумажник — просто хотел проверить, ловлю ли я бумажники на лету.

И тут я увидела Андрея. Он вышел из пункта оплаты мобильных телефонов.

Какое счастье, что я не подкралась к нему сзади и не повисла у него на шее с вопросом: «Угадай, кто это?»

Какое счастье, что питерские дворы такие извилистые, а наш двор вообще проходной, и я смогла мгновенно спрятаться за водосточной трубой, а затем завернуть за угол и незаметно скрыться.

Потому что Андрей был не один, а с симпатичной блондинкой лет двадцати восьми-тридцати. Он придерживал блондинку за локоть и что-то говорил, наклонившись к ней.

Я совершила все эти действия (бросилась во двор, спряталась за трубой и скрылась за углом) совершенно подсознательно. Решила, пусть лучше мне одной будет так ужасно стыдно за эту пошлую, как в плохом кино, встречу. Кстати, охраннику Шуре, на глазах которого происходила вся эта драма, тоже было стыдно, — он видел, как я, сохраняя чувство собственного достоинства, нырнула в проходной двор.

Я рассматривала подругу Андрея из проходного двора. Обычная блондинка… вполне симпатичная, но, говоря объективно, ничего особенного.

Андрей почему-то немного прихрамывал на левую ногу. Между прочим, по психоанализу, если человек хромает на левую ногу, это к переменам в личной жизни.

Я увидела, как Андрей с блондинкой уселись в машину, и поняла — это всё. ВСЁ.

…Где это написано: «Он смотрел на нее с глубокой жалостью и понимал, что ее бал окончен…»? Тургенев или Голсуорси.

Вот и мой бал окончен… И ни один человек в мире не посмотрел на меня с глубокой жалостью, не считая охранника Шуры, — из его будки прекрасно просматривалось мое убежище в проходном дворе.

…Андрей уехал, то есть блондинка уехала. Они вместе уехали…

Из окна надо мной кто-то заиграл и запел «Чебурашка, дружочек, что ты сел в уголочек», и я вдруг вся как-то привычно подтянулась, заулыбалась и слегка пристукнула ногой, как будто собралась танцевать на детсадовском утреннике.

«Не пришли ко мне гости, и не надо, не просим, посидим, Чебурашка, вдвоем», — распевал голос. Тут у меня почему-то потекли слезы. Я все еще улыбалась рефлекторной улыбкой и даже пристукивала ногой, а слезы все текли и текли… слез было так много, что они даже за воротник свитера затекли.

Думаю, я так растрогалась от воспоминаний об утренниках в детском саду, да и Чебурашку жалко.

Здесь же, в проходном дворе, я выдвинула другую гипотезу, позитивную гипотезу, гипотезу, полную надежд. Может, я все-таки ошиблась, и я вовсе не самый одинокий на свете крокодил? Может быть, вся эта блондинка — просто цепь опереточных случайностей? А на самом деле возможно несколько разумных неистерических вариантов:

1. Андрей пришел ко мне. У меня дома как раз завалялась симпатичная блондинка, и тогда он решил взять ее себе.

2. Андрей заходил к Ирке-хомяку. У нее дома как раз завалялась симпатичная блондинка, и тогда он решил взять ее себе.

3 (запасной вариант). Я совершенно уверена, что меньше всего на свете Андрей хотел так жестоко обидеть меня демонстрацией своей новой блондинки. Андрей, как все мужчины, примитивно запрограммирован на свои протоптанные тропы, в частности, привык платить за телефон конкретно здесь, в пункте, расположенном в моем доме. Как все мужчины, Андрей не слишком уж тонкий и чувствительный. Этот пункт оплаты мобильной связи не вызвал у него лирических воспоминаний обо мне. Он просто ехал мимо со своей блондинкой, просто остановился, просто заплатил.

Придется признать, хоть это и ужасно, но возможен только запасной вариант 3.

Ну, и еще придется пересмотреть причины того, что Андрей со мной расстался. Иначе говоря, расставания по нашему взаимному желанию. Итак, почему я рассталась с Андреем?

Вовсе не из-за глупой, бездарной сцены имени знаменитого полководца, а потому, что я не могу простить ему скандал на улицах Рима, — слишком унизительно.

Оставшись с ним, я бы вскоре потеряла к себе уважение, вообще потеряла себя как личность. Вдруг в следующий раз он бы предложил мне ориентирование на местности в поисках своего бумажника?..

А я кандидат наук, автор одной книги, известный политический журналист и вообще.