Книга Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе

Володе — значит, Владимиру Леонидовичу. Не хватало, чтобы она сейчас узнала, что её кровиночку уже месяц, как выперли! И что я на его маршрутах сижу! Возненавидеть меня — самое меньшее… Хватит! В самом деле, что с Ромкой? Где он? В Коломенском?

— Я разберусь, вы не звоните пока… Что человека зря нервировать.

— Спасибо, Миша. Ты же знаешь, Рома в последнее время очень… — она замялась — «ещё бы мне не знать» — скользнула мысль. — Он с Аллой расстался, и потом… Ты позвони, как узнаешь. В любое время звони.

— Хорошо, Ольга Владленовна. Конечно, позвоню. Всего хорошего. И не переживайте так… Я думаю, у него всё в порядке.

* * *

Мотор временами всхрипывал, но заводиться упорно не желал. «Пятёрка»… Промокло там чего-нибудь, что ли?!

Однако, новости… Значит, Ромка с Аллой разошёлся? Любопытно, чья это была инициатива? Правда в смысле активности — и он, и она — оба хороши. То есть, оба вполне могли бы… Но мне почему-то кажется, это Ромочка постарался. Если бы Алла узнала, что его уволили и ушла бы от его пьянства сама — все были бы в курсе. И Ольга Владленовна, разумеется. Значит, он её выгнал сам.

* * *

Аллочка Каюмова поражала двумя несходствами: славянской внешности с восточной фамилией и серьёзности с внешностью.

Впрочем, ничем кроме этого она не поражала. Да, красива. Да, умна. Но не более того. Лично мне отчего-то всегда казалось, что она носит брэкеты. Бывало, присматривался к её зубкам даже ночью, но — нет. И — никогда не было. Больше — ничего.

Помню, привлекла она меня именно тем, что ничего необычного в ней не было. Своего рода — чистый лист. Tabula rasa[12]. Никаких ожиданий или ассоциаций. Наверное, кому-то жить с такими женщинами — легко и уютно. Но — опять-таки — не более того. А мне хотелось чего-то большего. И чем дальше — тем сильнее хотелось. Аллочка не могла этого понять. Собственно, я и не пытался объяснить: что уж там… Буквально из ничего стали образовываться ссоры. Она пеняла на то, что не стремлюсь к тому, к чему положено стремиться. Что меня не интересует хорошая должность и приличная зарплата. Я же не в состоянии был перевести в человеческую речь свои претензии, не имевшие внятных и необидных аналогий в сфере обыденного. Потому что нельзя же сказать человеку в лоб, что он тебе скучен и неинтересен.

Мы встретились на первом курсе, начали жить вместе на втором. На четвёртом Алла узнала, что на свете существует Ромка. И всё закончилось. Причём совершенно безболезненно для нас обоих: и ей, и мне, похоже, стало только лучше. А Ромка, узнав, какие бывают Аллы, какое-то время ещё меня сторонился: может, было стыдно, может боялся, что побью. Мне пришлось отловить его в тамбуре институтской столовой и популярно разъяснить, что если он чего и заслуживает за свой поступок, то только искренней моей благодарности. После этого Ромка успокоился, и всё вернулось на круги своя. Они — строили своё счастье, не спеша, впрочем, регистрировать его официально; я же… Ассоциировал таких девушек с переходящим знаменем.

Двигатель, наконец, чихнул и затрепетал.

Теперь настала очередь Романа Витольдовича. Возможно, зная её характер, он сам предложил расстаться, пока не загудел. Возможно — уже когда загудел — по пьяному делу решил упреждающим ударом защитить больную гордость от возможных атак. Она же, будучи в свою очередь так же девушкой гордой, не стала поднимать шум вокруг их разлада. Он же, предполагая такую реакцию… Уехал вчера в Коломенское на ночь глядя? Хватит!

Что его понесло в Коломенское? Кто его пустит туда в такое время, а самое главное — зачем? А если он туда и не собирался?! Просто брякнул первое, что пришло на ум, дабы любимая мамочка не задавала вопросов. Где его теперь искать? В Коломенском? Минуточку! Это же как раз, наверное, можно выяснить! Ведя машину одной рукой, я попытался залезть в записную книжку телефона. И тут же чуть не встретился с трамваем, против обыкновения сворачивавшим на Будённого не слева, а справа.

Хорошо иметь бывших однокурсников где попало, особенно — в музеях-заповедниках. А вот с такой ездой пора завязывать!

Когда я припарковался у обочины, найти нужный номер в телефоне оказалось делом нескольких секунд. Гудок.

— Да? — бодро осведомился осипший голос.

— Паш, это ты?

В это время в боковое стекло постучали. Несмотря на то, что я отрицательно помотал головой, стук не прекратился.

— Я. А это кто? Миша, ты, что ли?

— Не бывать мне богатым. Чего хрипишь?

Стучать в окошко перестали. Теперь какой-то голос с кавказским акцентом старался что-то мне объяснить прямо через дверь. Хорошо, что я её не открывал: он, должно быть, уже сидел бы в салоне.

— Да, это, прохладно сегодня. Четыре группы.

— Понятно. Слушай, у тебя там Ромка наш вчера не проявлялся?

— Он звонил. Вечером. Сказал, что ему очень надо в экспозицию, просил, чтобы сторож ему открыл.

— И что? Открыл?

— Кто ему чего откроет?

Голос снаружи стал громче. Понятней от этого не становилось.

— Ему сказали, что на территорию — пожалуйста. Хоть со сторожем, хоть без. А в экспозицию — ни-ни.

— И?

— Ну, он сказал «спасибо». И всё.

— А сторож что говорит? Был Ромка?

— Так сторожа со вчера никто и не видел. Сами сегодня охрану снимали.

В окно снова постучали. Настойчиво. Начали дёргать дверную ручку.

— Понятно… Ну, ладно… Давай…

— Дава… Погоди! Как сам-то?

— Да нормально, только тут в дверь стучат! Давай, пока!

— Ну, пока!

* * *

— Чё те надо, мужик?! — раздраженно спросил я. Мне показалось, что в последний раз он стукнул в дверь ногой.

— Бррат! крестяна застава ехат нада! А? Бррат? Паехалы! — не сильно трезвый гость с юга при этом почему-то показывал три пальца и тыкал ими вверх. Вот нужен ты мне сейчас. И вообще. «Бррат». В памяти всплыла известная цитата из известного фильма «Не брат ты мне…» и далее по тексту. Но я сдержался.

— Ты где тут видел шашечки, а?!

— А, прасты, брат! — навязчивый пассажир немедленно сгинул в темноту.

* * *

Двигатель завёлся сразу и начал работать на удивление ровно. Задёргался телефон. На этот раз голос Паши был взволнованным.

— Алло, Мишка! Слушай, я сейчас звонил нашим. Так, на всякий случай… Они там в бюро каждый вечер заседают… Так вот, у них там — вообще караул что творится!