Книга Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Это было то самое настроение, которое сэр Джон Конрой и герцогиня Кентская изо всех сил пытались поддерживать. «Ты всё еще очень молода, — писала ей герцогиня не без подсказки Конроя. — И все твои успехи до сих пор так или иначе были связаны с репутацией твоей матери. Не будь слишком оптимистичной в отношении своих талантов и в понимании сути вещей». Что же до Конроя, то тот выразился еще более Определенно, заметив, что «по своему умственному развитая Виктория более молода, чем по фактическому возрасту» и что ей ни в коем случае не следует пренебрегать руководством тех людей, которые знают ее лучше, чем она себя.

На следующий день после знаменательного дня рождения принцессы Виктории в Лондон прибыл друг ее дядюшки Леопольда и его личный врач барон Штокмар, житель Кобурга шведского происхождения. Сорокадевятилетний Кристиан Фредерик Штокмар, который возглавлял в то время военный госпиталь в Кобурге, прослыл весьма квалифицированным докторш Познакомившийся с ним именно в этом госпитале Леопольд, бывший тогда еще только принцем, был поражён его честностью и хорошим знанием окружающего мира и поэтому без колебаний попросил его стать личным доктором. А после неожиданной кончины принцессы Шарлотты принц Леопольд слёзно умолял Штокмара никогда не оставлять его на произвол судьбы. Тот с пониманием отнесся к просьбе принца и с тех пор действительно никогда не покидал его, проводя гораздо больше времени со своим пациентом, чем даже с детьми и женой. Толстый, маленького роста, ипохондричный, крайне доверчивый, добродушный, чрезвычайно одержимый вопросами морали и нравственности, он стал весьма заметной фигурой при английском королевском дворе. Однако его наиболее примечательная особенность заключалась в том, что он действительно прекрасно понимал суть происходящих вокруг него событий и поэтому считался бесценным советником и полезным собеседником. До своего отъезда в Кобург в 1857 г. он был единственным из придворных, кто позволял себе являться на ужин в самых простых брюках, а не в традиционных для этого случая бриджах.

Благодаря своему острому уму и чрезвычайной наблюдательности Штокмар скоро понял все особенности жизни в Кенсингтонском дворце. Во время своего предыдущего визита в Лондон он быстро нашел общий язык с Джоном Конроем, который с тех пор всегда отзывался о нем с величайшим почтением. Однако позже, когда он узнал все особенности придворной жизни в Кенсингтоне и выслушал мнение Короля Леопольда о роли и значении сэра Джона Конроя и о Пагубном влиянии на герцогиню, то изменил свое мнение о Придворном интригане и стал относиться к нему настороженно. В конце концов полностью согласился с королем, что поведение Конроя представляет собой совершенно очевидное «безумие» и непременно должно быть прекращено любой ценой.

Нет никаких сомнений в том, что поведение Джона Конроя с каждый днем становилось все более нетерпимым, особенно потому, что здоровье короля Вильгельма ухудшалось, а перспектива принцессы Виктории стать королевой Англии становилась реальнее.

Личный врач короля сэр Генри Холфорд сообщил 22 мая, что его семидесятидвухлетний пациент пребывает в чрезвычайно странном состоянии и какое-то время, вероятно, будет прикован к постели. А четыре дня спустя министр иностранных дел лорд Пальмерстон отметил, что король находится в«тяжелом состоянии» и скорее всего долго не протянет, хотя на какое-то время вполне может поправиться. «Весьма желательно, — добавил он при этом, — чтобы король сохранял корону некоторое время, поскольку не будет ничего хорошего, если империей станет править совершенно неопытная девушка восемнадцати лет от роду, которая к тому же сама только что освободилась от строгой родительской опеки».

А Джон Конрой между тем делал все возможное, чтобы сохранить свое влияние на герцогиню и ее дочь, встречая все большее сопротивление со стороны последней. Виктория, опираясь на существенную поддержку баронессы Лецен и барона Штокмара, не жалела усилий, чтобы избавиться от слишком навязчивой опеки Конроя и обрести долгожданную независимость. Именно поэтому она самым решительным образом отказала ему, когда тот в очередной раз предложил назначить его официальным секретарем наследницы престола. После продолжительной беседы с Викторией, состоявшейся 9 июня, барон Штокмар поспешил сообщить королю Леопольду:

«Я нашел принцессу вполне здоровой, хладнокровной, весьма сдержанной, способной разумно отвечать на самые сложные вопросы. В течение всего разговора у меня сложилось впечатление, что она очень ревниво относится к своим правам, готова защищать их любыми средствами и склонна оказывать самое решительное сопротивление всем попыткам Конроя навязать ей свое мнение по тем или иным вопросам. При этом она крайне раздражена его вызывающим поведением и с возмущением говорит о его «оскорбительном и в высшей степени недопустимом поведении» по отношению к ней. Что же касается матери, то Виктория вполне отдает себе отчет в том, что та оказалась во власти Конроя и вряд ли сможет без посторонней помощи избавиться от его дурного влияния. Разумеется, она выражает сожаление по этому поводу и очень огорчена тем обстоятельством, что практически не имеет возможности откровенно поговорить с матерью из-за постоянного присутствия посторонних... А Конрой тем временем продолжает проводить политику запугивания герцогини и с яростью сумасшедшего диктует ей не только манеру поведения, но и вполне конкретные действия. Герцогиня во всем следует его советам и абсолютно не выказывает никакого желания избавиться от его гнетущего влияния... Что же до принцессы, то она по-прежнему упорствует в своем желании не допустить назначения Конроя своим личным секретарем, и сейчас только одному Богу известно, удастся ли ей выдержать столь бесцеремонное давление. Ведь они обложили ее со всех сторон и обрабатывают каждый день и каждый час».

В конце концов принцессе Виктории удалось добиться частной беседы с представителем умеренного крыла тори лордом Ливерпулем, которого она всегда уважала. Как и барон Штокмар, лорд Ливерпуль посоветовал ей даже и не думать о назначении Джона Конроя личным секретарем. При этом он добавил, что принцесса должна опираться в своих действиях и решениях на ныне действующий кабинет министров, и в особенности на премьер-министра лорда Мельбурна. Разумеется, ей нужно все это время оставаться со своей матерью и по мере возможности учитывать ее интересы.

Принцесса Виктория согласилась с этим мнением и пришла к выводу, что вполне может противостоять проискам Джона Конроя с помощью лорда Ливерпуля, барона Штокмара и короля Леопольда. Кстати сказать, лорд Ливерпуль предложил ей в качестве компромисса назначить Джона Конроя своим казначеем, но лишь при непременном условии, что он не будет претендовать на более высокий пост. Однако принцесса возразила, что знает о Конрое такие неприглядные вещи, которые не позволяют назначать его даже на самый незначительный придворный пост. Иначе говоря, ее недоверие к сэру Джону Конрою достигло такой степени, что даже информация со стороны других лиц кажется ей избыточной. Она сама знает о нем гораздо больше, чем все остальные, вместе взятые.Прощаясь с лордом Ливерпулем, принцесса Виктория посоветовала ему все же поговорить с бароном Штокмаром, который может рассказать ему много такого, чего она не хотела бы сообщать лорду. К тому же всю информацию о недостойном поведении сэра Джона Конроя может подтвердить и дочь лорда Ливерпуля леди Кэтрин, немало знающая о проделках придворного интригана.