Книга Конунг - Илья Бояшов

- Они так же холодны, — ответил Рюрик.

Хомрад сказал удивившись:

- Надо же, как быстро пришла Хель за мною.

Он добавил, совсем уж едва ворочая языком:

- Если ты не потрудился прислушаться к моим словам, потрудись хотя бы подвязать мою челюсть. Мне нужно выглядеть достойно.

После этого он умер, и его погребли у Трех Скал рядом с фьордом, и положили в могилу меч и шлем. Родичей у него почти не осталось: кто умер, кто погиб. Хомраду многие сочувствовали. Место, где была его могила, назвали Викинговой Пядью, и о Хомраде помнили как о верном человеке самого Сигурда, в прошлом большом силаче и воине. Рюрик же продолжал беспечно твердить:

- Проклятие богов — дожить до такой старости. Я не собираюсь ублажать Хель. Гораздо более мне по нраву оказаться в самом Асгарде.

Бонд Стари Большая Ладонь, который, находясь в доме ярла, услышал все эти разглагольствования, заметил потом своим людям, покачивая головой:

- Если так дальше пойдет — недалеко Бешеному Бычку до Асгарда.

И с ним многие согласились.

Прошло еще две зимы, наступила третья. Однажды в праздник середины зимы молодежь решила устроить игры в мяч, и некоторые викинги, жившие у ярла и на Лосином Мысу, от скуки пошли на лед одного замерзшего озера. Гостил у Олафа в ту зиму всеми почитаемый и известный воин Синьбьорн, а вместе с ним жил и его сын Хескульд, также обладавший недюжинной силой. Хескульд пошел играть вместе со всеми. Рюрик болтался вокруг да около играющих, отпуская свои шуточки, но наконец не выдержал и подошел. Никто не посмел ему перечить, и приняли его в игру. Против него встал Хескульд, размахнулся битой и так запустил мяч, что Рюрик его не поймал, более того, поскользнувшись, растянулся на льду, а мяч отлетел далеко в сторону. И теперь, мало того, что спиной сын ярла чувствовал скрытые насмешки, так к радости многих нужно было ему еще и бежать и доставать мяч. Рюрик сжал зубы и сбегал за мячом. Вернувшись, он неожиданно с такой силой запустил мяч в Хескульда, что выбил ему глаз, и Хескульд упал, обливаясь кровью. Синьбьорн был в ярости. Все осуждали поступок неуправляемого Рюрика, и стало ясно: теперь сын ярла просто так не отделается. Синьбьорна слишком уважали многие ярлы и бонды, и Удачливый опасался сделать его своим врагом — но тот жаждал расплаты. Хескульда отнесли в дом Олафа; От–монд и еще одна старуха взялись лечить его снадобьями и синей глиной — только глаз–то было не вернуть! Рассвирепевший Синьбьорн поклялся стать заклятым врагом Удачливого, если тот не выплатит виру за увечье. Нашлись свидетели, которые утверждали, что Рюрик нарочно запустил злосчастный мяч прямо в голову Хескульду, и на том сошлись, что Хескульду еще повезло. На этот раз ярл не одобрил дерзкий поступок сына и, взявшись уладить дело, отослал Рюрика на несколько дней подальше от глаз в хижину, что стояла на берегу у входа в Бьеорк–фьорд: в ней давно уже никто не жил. Рюрик не мог ослушаться, но раскаянья в нем не было никакого. Перепоясался он мечом, взял с собой лук, кремень и мешок с мукой и отправился к хижине. По пути ради забавы занимался он охотой и убил нескольких белок.

Синьбьорну Олаф заплатил большую виру, чтобы не доводить дело до тинга, а кроме того, снарядил в обратную дорогу — после случившегося викинг ни за что не захотел остаться в доме у ярла. Синьбьорн забрал покалеченного сына, как только тому сделалось получше, и немедленно отбыл. Вместе с ним ушли и его воины. Случилось то, чего опасался Удачливый, — злопамятный Синьбьорн, несмотря на выкуп, не забыл обиды и ждал с того времени только случая, чтобы отомстить.

Рюрик все то время жил в хижине, ожидая конца тяжбы. Он питался строганиной и лепешками. Иногда от скуки он занимался тем, что кидал в море тяжелые камни, каждый величиной с бычью голову. Он был здоров и доволен собой. Складывал он и висы, и в одной из них пелось про незадачливого Хескульда, сына Синьбьорна:

Зря обижен на Ньерда Брани

Тот, кто хвастал своим Огнем Подножья

Хругнира!

Простой мяч сделал подобием Одина

Властителя Стали, Фрейра Поединков!

Отчего же тогда ему горевать, Хескульду?

Однажды, проходя берегом недалеко от своей хижины, юнец заметил сидящего на камне человека.

- Я знаю, кто ты, — сказал Рюрик сидящему. — Ты — Рунг Корабельщик. Что ты здесь делаешь, на этих мокрых камнях? Греешь кости?

- И я тебя узнал, — ответил тогда Рунг. — Ты единственный отпрыск ярла Олафа, сына Сигурда, несносный драчун и забияка. Бонды говорят, что никакая плеть не способна приструнить тебя, норовистого бычка… Слышал я, за хорошие дела отсиживаешься ты в этих местах!

Рюрик вспыхнул, гонора была ему не занимать:

- Поосторожней! Кузнец Свард так же позволил поработать своему языку. Мать моя, Астрид, едва спасла его. Но он–то хоть достойно оборонялся. Ты же, насколько я вижу, не способен поднять и хворостину.

Рунг рассмеялся:

- Зато ты, как я посмотрю, от большого ума собрался делать возле берега каменную запруду.

Так они обменялись любезностями, и Рюрик, подняв ногу на камень и сжимая рукоять заговоренного Свардом меча, сказал:

- Визард говорил мне, что еще деду моему ты делал отличные корабли. Но что–то повернулось у тебя в мозгах, сделался ты почище Отмонда.

Рунг Фергюнсон кивнул на это:

- Кормчий ярла Олафа прав — я больше не строю кораблей для разбоев и прочих безобразий, на которые горазды сыны фьордов. А вот тому, кто захочет достичь конца океана и поглядеть в пасть самому Ёрмунганду, я, пожалуй, сработаю отличный дракон. Только не находится охотников на стоящее дело. Задача, видно, не по зубам любителям мертвечины.

И при этом Фергюнсон посмеивался, а Рюрик не нашел ничего лучшего, как начать хвастаться перед Корабельщиком. Он предупредил, чтобы тот так не дерзил неосторожно, ибо он, Рюрик, секирой убил медведя в Исландии и сломал хребет волку. Он многое еще чего наговорил про себя, пока Рунг его не перебил:

- Знавал я одного раба, — сказал Корабельщик. — Тот мог с одного удара убить быка, а любой конь, когда он залезал на него, прогибался под ним, точно новорожденный жеребенок. На себе перетаскивал он большую лодку, а греб за четверых — да так, что и паруса было не нужно. В кулаке он сжимал камень и превращал его в песок, а зубами мог грызть железо… Но он был раб, вот в чем штука!

Рюрик заносчиво воскликнул:

- Ты разговариваешь со свободным, Рунг Корабельщик. Заруби на своем носу… Я сам расправлялся со сделанными из глины и делаю то, что хочу…

Рунг тогда так расхохотался, что чуть не свалился с камня.

- Ты–то истинно свободный? — спрашивал. — Заберись–ка тогда на вершину горы Бьеорк, сын благородного ярла! А после — вот тебе моя дурацкая голова, делай с ней все, что захочешь.

Рюрик сказал: