Книга Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Застонав, он бросил перо рядом с бумагой. Ему совершенно не хотелось продолжать портить это письмо. Он считал большинство участников переговоров душевными калеками, но это вовсе не означает, что они глупы (кроме Оксеншерны, но им управляет его отец, находясь в далеком Стокгольме). Приходилось быть дьявольски осторожным, чтобы интересы католической церкви не погрязли в деталях: мелочной ревности, стремлении к незначительному расширению территории и тлеющей еще со времен Карла Великого враждебности, которые и определяли повседневную тактику. И потому Фабио изумился и насторожился, когда несколько недель назад неожиданно получил предложение: пусть католическая церковь откажется от отнятой у протестантских князей собственности, в свое время переданной в дар Ватикану согласно указу о реституции, изданному императором Фердинандом II. Естественно, протестанты настаивали на этом, и Фабио ничего другого не оставалось, кроме как довольно-таки недипломатично убедить представителей католической стороны взять обратно уже данное обещание. С тех пор его заклеймили как тормоза, именно его, которому успешное окончание переговоров было дорого хотя бы потому, что тогда он смог бы наконец сбежать от промозглой немецкой погоды и этого ежедневного варварства. Однако граф фон Траутмансдорф весьма оригинальным образом положил конец постыдному ряду скандалов: он отказался от дальнейшего ведения переговоров и отправился домой. Фабио чрезвычайно сожалел об этой потере в их рядах по причине человеческой слабости, поскольку Траутмансдорф свалил всю вину на него, папского посредника, тем самым приговорив к смерти робкие ростки взаимной симпатии. Функции Траутмансдорфа взял на себя ученый юрист Исаак Вольмар, настоящий холерик, к тому же убежденный в том, что все остальные – полные идиоты, и Фабио Киджи – самый большой из них. С самого начала он оказался так беспристрастно продажным по отношению ко всем сторонам, что никто не мог воспользоваться преимуществом от денег, тайком переданных Вольмару.

А снаружи, в мире, французы, шведы и люди императора равным образом грабили союзные и вражеские княжества, люди гибли от рук солдат, умирали с голоду, околевали от чумы и холеры или сводили счеты с жизнью самостоятельно, поскольку не могли больше выносить тяготы такой жизни. Вся империя тонула в ужасах войны, которая никак не могла закончиться, и всем уже казалось, что ничего иного, кроме этой войны, никогда и не было, как не существовало никогда ничего, похожего на надежду на мир.

Фабио встал, чтобы отправиться в столь не любимый им путь на задний двор резиденции, где к конюшням прижималась уборная, безуспешно пытавшаяся присвоить частичку затхлого тепла лошадей, и тут один из его помощников просунул голову в дверь.

– Монсеньор, вы сегодня еще принимаете?

Фабио сдвинул ноги и спросил:

– А что? Посетитель?

– Да, член ордена Иисуса из Рима, монсеньор. Его зовут отец Нобили.

– Мы его знаем?

Ассистент покачал головой.

– Пусть подождет, – заявил Фабио. – Мне нужно отлучиться.

– Извините, монсеньор, – донесся хриплый голос из прихожей перед его кабинетом, – но у меня чрезвычайно важное послание.

«И оно важнее, чем опорожнение мочевого пузыря? – подумал Фабио. – Хотел бы я на это посмотреть…»

Но не успел он это произнести, как незваный посетитель протиснулся в кабинет. Помощник коротко поклонился и исчез.

В соответствии с обычаем иезуитов на вошедшем было не форменное одеяние ордена, а длинный черный плащ, струившийся тонкими складками вокруг тела и говорящий о том, что его обладатель может позволить себе покупать материю с избытком. Кроме того, на нем была невысокая, тоже черного цвета треугольная шляпа без полей – а поскольку из ста любых членов Общества Иисуса девяносто одевались точно так же, можно было считать это орденским одеянием, пусть и не официальным.

Иезуит снял шляпу, стряхнул влагу с плаща и впился в Фабио мрачным взглядом. Неожиданно черты его лица исказились, и могучий чих нанес сильный урон театральному эффекту.

– Что за мерзкая погода! – хрипло заметил иезуит, прочистив нос и хорошенько откашлявшись.

– И не говорите, – вздохнул Фабио и приготовился обойти посетителя. – Прошу прощения, отец Нобили.

– Подождите, подождите!

– Но это ведь может пару мгновений и…

– Нет, мне нужно срочно продолжать путь. Дело безотлагательное.

– Мое – тоже, можете мне поверить!

– Я приехал по прямому приказу генерала нашего ордена!

Фабио, заподозрив, что сумеет освободиться от этого человека только после того, как тот уладит свои дела, обреченно кивнул. Пока простуженный иезуит снова пользовался огромным носовым платком (черного цвета, клянусь всеми святыми!), Фабио пытался подавить как резь в животе, так и внезапно ставший громким стук сердца. Члены ордена Общества Иисуса, с которыми он имел дело, всегда были исполненными достоинства, степенными людьми, но прежде всего – производили впечатление хозяев любой ситуации. Отец Нобили, однако, в этом отношении был необычным представителем Societas Jesu. При ближайшем рассмотрении плащ его оказался грязным, у шляпы был такой вид, будто обладатель постоянно мял ее в руках, щеки иезуита были небриты, а коротко стриженные волосы – немыты и растрепаны.

– Путь был долгим? – почти с состраданием спросил Фабио.

– Все время в седле, – ответил отец Нобили, в последний раз оглушительно высморкавшись в носовой платок.

– В седле? Из самого Рима?!

– Поездка в карете заняла бы слишком много времени. Монсеньор, то, что я сейчас скажу вам… – Отец Нобили огляделся, будто пытаясь разогнать тени взглядом.

– Мы одни, – сообщил Фабио и впервые спросил себя, правда ли это.

Все-таки он был самым высоким по рангу членом папской делегации, и, возможно, за ним уже много лет… Он постарался отбросить эту мысль. Нервозность отца Нобили, похоже, была заразной – вероятно, как и проклятый насморк. Когда Фабио снова услышал хриплый простуженный голос посетителя, ему показалось, что у него уже начинает першить в горле.

Отец Нобили покачал головой и выкрутил воду из шляпы.

– Об этом действительно никому нельзя… – снова заговорил он. Взгляд его упал на графин с вином на столе Фабио; над графином поднимался пар. – Это горячее вино с пряностями? О, мое горло! Вы позволите, монсеньор?

– Прошу… – Фабио поморщился, услышав громкое бульканье, с которым вино перелилось в бокал, а затем – в горло иезуита. Посетитель выудил из складок плаща кольцо и положил его на стол.

– Это перстень с печаткой преподобного генерала Винченцо Карафы. То, что оно при мне, свидетельствует о правдивости и срочности моего послания.

– Я слушаю, – геройски ответил Фабио.

– Речь идет о… об одном мятежнике, – заявил отец Нобили.

– Мятежнике из Общества Иисуса?

– Да. – На монаха снова напал приступ кашля. – И нам неизвестно, не успел ли он уже отыскать… последователей.