Книга От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Воллам Мортон

Ошибочно приняв мои размышления за разочарование, смотритель оперся на посох, как на копье, и пустился в долгое описание жизни Фридриха II, чему на тот момент я не готов был внимать. Я был бы больше ему благодарен, если бы он показал мне аутентичный портрет или бюст Фридриха. Как и его современник, святой Франциск, он был самым замечательным человеком своего века, однако, несмотря на весь свой блеск, историческим неудачником. Как полно доказал он эпиграмму Вольтера, что «она вовсе не Священная, не Римская и не империя». Внешность Фридриха не была героической. Он был среднего роста и к тому же довольно пухлым; волосы не рыжие, как у всех Гогенцоллернов, а каштановые. В Святой Земле арабы с удивлением смотрели на бритые подбородки и говорили, что на рынке рабов за такого человека нельзя было бы выручить и двести драхм. Тем не менее император Священной Римской империи, пускавшийся в исторические споры на арабском языке, был достоин уважения. К тому же он был дружелюбен, любознателен и держался с чувством собственного достоинства.

Лучера — город и замок — были одним из удивительнейших достижений Фридриха, причем в век крестовых походов почти невероятным. Это вызвало громкий протест в христианском мире и дало козыри врагам императора в Латеранском дворце. Обнаружив, что остров Сицилию терроризируют банды сарацин, спустившихся с гор для разграбления городов, деревень и путешественников, Фридрих решил проблему оригинальным способом. Вместо того чтобы затеять изнурительную войну, Фридрих окружил сарацин, словно те были редкими разновидностями дичи, которую необходимо было развести в другом месте, и перевез их в северную долину Апулии.

Старинный римский город Лучера, некогда центр Апулии, пришел в упадок. Император решил удалить оттуда немногих христиан и построил мусульманский город. Преобразовал старый собор в мечеть, шокировав тем самым своих современников. За короткое время перевез двадцать тысяч сарацин, и те зажили свободно, исповедуя свою религию, под предводительством эмира и шейхов. С минаретов, построенных самым христианским императором, муэдзины призывали прихожан на молитву. Фридрих все просчитал: он хорошо знал арабов, потому как его детство прошло рядом с ними в Сицилии. Жители Лучеры проявляли фанатичную преданность по отношению к своему защитнику и служили ему везде, даже принимали участие в крестовых походах. Мы шли по пустырю, настоятель то и дело постукивал по земле своим посохом, указывая, что внизу пустота.

— Здесь туннель, по которому можно было пройти в город, — объяснил он, — но сейчас он замурован. Старики помнят, как мальчишками далеко по нему проползали.

Мы пришли к месту, где под травой видны были плоские камни.

— Здесь похоронено много сарацин, — сказал он.

Я усомнился в этом. Зачем понадобилось устраивать кладбище внутри стен замка? Раньше здесь имелись церковь, мастерские, оружейные склады, барак, возможно, и императорская сокровищница, а также пресловутый гарем Фридриха. По этому поводу устроили много шума, хотя, выбирая женщин, Фридрих всего лишь следовал примеру норманнских предков в Сицилии, да и многих норманнских рыцарей того времени, живших в Испании: те радостно переняли некоторые обычаи своих врагов.

Переход Фридриха от замка к замку, из Палермо через Калабрианские горы в Апулию, должно быть, напоминал продвижение цирка «Барнум и Бейли». Императорского слона научили носить штандарт Гогенштауфенов; императорские сокровища перевозились на спинах верблюдов; крытые носилки с женщинами гарема охранялись лучниками-сарацинами, ехавшими верхом. Императорские соколы и гончие путешествовали, как принцы. Охотничьи леопарды ехали на лошадях позади хозяев. Похожую картину на стенах гробницы Медичи во Флоренции изобразил Беноццо Гоццоли, но процессия Фридриха происходила за два с половиной столетия до эпохи Ренессанса и отражала полувосточную жизнь самого роскошного и цивилизованного двора в Европе.

Были уже сумерки, когда я доехал до Фоджи. Оказалось, что это на удивление большой и оживленный город, с многочисленными кафе и ресторанами и великим множеством бумажных фабрик. Некоторые из них находились под юрисдикцией государства, что казалось нормальным в век бюрократии. Я выбрал лучший ресторан и заказал отличный ужин. Апулия на всю Италию славится съедобными моллюсками и ракообразными. Салат из мидий был выше всяких похвал, телячьи эскалопы таяли во рту. За эскалопами последовали местные сыры из козьего и овечьего молока. Впервые я попробовал «Кастель-дель-Монте», вино, выращенное рядом с любимым охотничьим домиком Фридриха II, возле Барлетты. Я решил, что оно — самое лучшее вино Апулии.

После ужина пошел прогуляться, но не нашел, чем восхититься. Город пострадал от землетрясения, случившегося в XVIII веке, а также от бомбежек во время Второй мировой войны, потому что здесь находились железнодорожный узел и авиабаза. Город перестроили, и сейчас он демонстрирует все черты современного итальянского архитектурного стиля. Я обратил внимание на то, что подчеркнутая веселость и оживленность улиц закончилась сразу после девяти вечера, словно по звонку. Кафе опустели, автомобили исчезли, и вскоре Фоджа стала почти пустынной. В свете фонарей я увидел странную, призрачную сцену. Это был небольшой парк или сад с цветочными клумбами и скамейками, рядом с которыми возвышалось около двадцати бронзовых статуй высотою чуть больше нормального человеческого роста. Скульптуры представляли собой мужчин и женщин, смахивавших на колдунов. Некоторые из них были в современных платьях, другие — в старинных одеждах. Я подумал, что вряд ли захочется, сидя на скамейке, читать газету — в наши дни само это занятие вселяет страх, — когда над тобой нависает подобный монстр. Полицейский сказал мне, что сад является мемориалом самому знаменитому жителю Фоджи — музыканту Умберто Джордано, родившемуся в 1867 году и умершему в 1948-м. Бронзовые статуи изображают персонажей его опер. Я сделал себе заметку: заглянуть в «Оксфордский музыкальный справочник». Там я прочел, что «Федора», возможно, единственная опера, при постановке которой на сцену вынесли велосипеды.

От Фоджи я взял курс на северо-восток и по пути в Манфредонию мало что встретил, за исключением деревенского автобуса да фермерских повозок с типичными для Апулии невероятно высокими колесами. Полуостров Гаргано, который я видел на расстоянии, часто называют шпорой итальянского сапожка, хотя большинство всадников скажут, что шпора слишком высока. Гора, врезающаяся в Адриатическое море, выглядит впечатляюще. Она поднимается на три тысячи футов над плоской поверхностью Капитанаты.

Встречая неприязненный прием у спиритов на каждом сеансе, я тем не менее чувствителен к жуткой атмосфере некоторых домов и многих местностей. Морская гладь Апулии и высокий мыс, к которому я сейчас направлялся, вызвали у меня впечатление страны, населенной духами греческих охотников за приключениями и купцов, которые за несколько столетий до христианской эры поселились возле защищенных бухт и основали колонию — Великую Грецию. Сюда явились также римляне, византийцы, ломбардцы, сарацины и норманны, эти северные бандиты и пираты, приехавшие с пустыми карманами и облачившиеся в конце концов в шелковые одеяния монархов.

2

Отъехав несколько миль от побережья, увидел покореженную землю, которая, как я решил, пострадала от древнего землетрясения, однако, взглянув в карту, узнал, что это — бывший греческий город Сип, впоследствии захваченный римлянами и получивший название Римский Сипонт. До Рождества Христова это место славилось пшеницей, скотом и лошадьми. Как и многие другие города древнего мира, он пережил всех врагов, за исключением малярийного комара. К средним векам город превратился в малярийное болото, и Манфред, красивый, но несчастливый незаконнорожденный сын и преемник Фридриха II, переселил жителей в свой новый порт — Манфредонию. Говорят, Сипонт полностью уничтожили, чтобы заставить людей переехать, а ландшафт — что характерно для юга Италии — оставался все в том же положении целых семьсот лет. Единственным зданием, устоявшим в большом городе, оказалась церковь. Она находится немного в стороне от дороги в небольшой роще раскидистых сосен. Старик, работавший на дороге, сказал мне, что церковь — место упокоения знаменитой святой Марии-ди-Сипонто и раз в год под деревьями устраивают ярмарку. Пилигримы съезжаются со всех сторон, чтобы почтить Мадонну.