Книга Стужа - Рой Якобсен

На четвертый день он сказал, что оружие понесет Тейтр. А на пятый дикарь взвалил на себя обе котомки и одеяла. Утром седьмого дня, когда нужно было переправиться через реку, по которой шел тяжелый лед, Гест так обессилел от голода и холода, что едва стоял на ногах. Тейтр посмотрел на него и сказал, что они сделают привал в долине чуть повыше. Но Гест не мог пошевелиться.

Тейтр взвалил его на плечи и понес. Сквозь забытье Гест отметил, что расположились они на зеленой лужайке у маленького озерца, в которое вливался быстрый, сверкающий ручеек; он лежал под одеялами, чувствовал тепло солнечных лучей, казалось, слышал плеск йорвовского водяного колеса, но глаза его были открыты, он видел, как Тейтр набрал хворосту и развел костер, видел, как он слазил в котомку и достал подаренный Хельгой браслет. Браслет был сплетен из серебряных нитей разной толщины и чем-то напоминал узоры, которые Гест в прошлой или позапрошлой жизни вырезал на деревяшках. Ножом Тейтр отделил одну проволочку, отрезал кусочек, согнул и скрутил так, что получился крючок с двумя остриями. Когда Гест проснулся, дикарь успел поймать двух форелей и теперь разделывал их у него на глазах — запах рыбьей крови, переливы красок на гладкой коже, трепещущие хвосты… Облака порхали над ним, точно невесомые пушинки в небесной синеве.

— Ты спишь, — сказал Тейтр, — хоть и думаешь, что проснулся.

Показав Гесту крючок, он признался, что испортил браслет. Гест буркнул, что он правильно сделал, и прибавил:

— Но мы здесь не одни.

Тейтр ответил, что никого тут нет, он бы заметил, если б кто за ними следил. Рыба тем временем испеклась. Гест ел, чувствуя, что вот-вот проснется, однако Тейтр снова поверг его во тьму.

— Надвигается непогода, — услыхал он грубый голос. — Вон там под скалой есть пещерка, спрячемся в ней.

Тейтр взял Геста на руки, отнес в пещерку, перетащил туда же снаряжение, потом ушел и немного погодя вернулся с охапкой дров. И тотчас налетел первый шквал, оглушительный рев прокатился по окрестностям, хлынул дождь со снегом, снежные хлопья залетали и в черную пасть пещеры, где их пожирал огонь. Так прошло целых три дня. Гест все это время лежал пластом. А Тейтр ходил рыбачить, ставил силки, собирал хворост. Наконец ветер улегся, снег стаял, но горы утонули в густом тумане.

— Не люблю я туман, — сказал Тейтр.

— Почему? — спросил Гест.

— Слишком высоко приходится подниматься, чтобы слишком низко не спускаться. Да сызнова идти вверх.

Гест сказал, что не понял, о чем он толкует. Тейтр пояснил, что в тумане непременно собьешься с пути, хоть чаянно, хоть нечаянно, поэтому они побудут здесь еще некоторое время. А Гест буркнул, что ему все равно, он так и так помирает.

— Коли б тебе суждено было помереть, — сказал Тейтр, — я бы уже тебя прикончил.

Когда прояснилось, израненные ноги Геста почти зажили, и они двинулись дальше. Гесту казалось, идти стало легче, свежий ветерок обдувал мысли, делал их добрыми и гладкими, как речная галька. Он снова вызвался нести оружие, и Тейтр, протянув ему один из топоров, с кривой усмешкой обронил, что коли он возьмет оружие, то должен нести его до конца.

Гест посмотрел на искусно изукрашенный топор, подарок Торстейна, прикинул на глаз, сколько он весит, и сказал, что Тейтр может оставить его у себя.

Шли они пятнадцать дней, переправились через пять десятков рек, пересекли три десятка долин, Гест все сосчитал. Тейтр научил его держать одежду в сухости, научил отдыхать не перед самой переправой через реку и не сразу после нее, но посреди перехода меж реками. Тейтр умел лечить стертые ноги и знал, как нужно дышать во время песчаных бурь на Спренгисандуре. Спали они на солнце, когда оно светило, и шли, когда солнца не было, зачастую и по ночам. Людей не видали ни разу и на равнину не спускались. Не верилось ему, что такое возможно, сказал Тейтр. Но теперь он знает: оказывается, возможно. Он варил рыбу в горячих источниках и уговаривал Геста искупаться и выстирать одежду, тогда, мол, не будет язв и болячек. Только Гест не слушал его. Не научился он и терпеть голод. Под конец, когда они спускались к реке Лагарфльот, Тейтру опять пришлось тащить его на себе.

Они вышли на летнее пастбище в южной части долины, где стояла овчарня с жилыми помещениями и паслось несколько овец с ягнятами. Тейтр хотел сразу же забить одного из ягнят, но Гест запретил. А Тейтр подождал, пока он уснет, и все-таки зарезал ягненка, освежевал и разжег огонь в очаге. В этой овчарне они провели два дня. Гест ел, спал и почти ничего не говорил, телом он был не просто мал, а прямо-таки постыдно ничтожен, и эта открытая рана не заживет никогда.

Еще два дня потребовалось, чтобы одолеть последний участок пути, пересечь Судурмулу, и когда наконец на горизонте завиднелось море, ноги у Геста опять были вконец разбиты. Он рухнул наземь, не в силах идти дальше. Тейтр сел рядом. Оба смотрели вдаль. День выдался ясный, безветренный. И вышли они прямиком к Рейдарфьорду. Гест сложил вису про шестнадцать сторон света. Тейтр выслушал стихи, потом спросил, что это значит.

— Не знаю, — ответил Гест. — Стихи-то сочиняю не я. Я просто произношу слова, слышанные от человека, который некогда прожил у нас одну зиму.

— Ты и во сне их произносишь, — сказал Тейтр.

— Я их говорю и когда бодрствую, и когда иду. Все время их твержу.

Заночевали они в узкой горной долине, а наутро начали спускаться по обрывистым кручам. Погода по-прежнему стояла тихая, ясная — и вдруг разом стало жарко, тяжелый, решительный летний зной плыл навстречу из фьорда. Потом они увидели корабли — пришвартованные у берега и вытянутые на сушу с северной стороны фьорда. Корабль Хельги сына Скули сразу бросался в глаза — самый большой из тех, что стояли на моренной отмели; с берега на борт вели широкие дощатые сходни, грузчики таскали на корабль товары из больших складских палаток, раскинутых прямо под береговым обрывом. Рядом грузились еще три судна, тоже морские, только куда меньше размером, вокруг толпились кучки людей, вроде бы вели торг.

Гест с Тейтром обогнули вершину фьорда, вышли на скалы над палатками. Тейтр снял с себя оружие, отдал Гесту. Тот смущенно глянул на оружие, закинул на плечо старый топор с рыбьей головой и сказал, что второй, подарок Иллуги, Тейтр может оставить себе. Тейтр мгновенно просиял улыбкой, схватил топор, несколько раз подбросил вверх, но не вымолвил ни слова, только бросал и ловил. Впрочем, немного погодя все же сказал, что никогда прежде не получал подарков и потому хочет поблагодарить. Поблагодарил, плюхнулся на траву, положил оружие на колени и стал внимательно рассматривать, будто увидел впервые или оно преобразилось в тот миг, когда перешло в его собственность.

Сидя на скале, Гест наблюдал за происходящим внизу. На борт корабля Хельги взошел мальчонка с мешочком на плечах, опустил свою ношу на палубу и, увидев, что мужчина, сидевший в сторонке на бревне, кивнул, вернулся на берег и зашагал к палаткам.

Гест быстро спустился вниз и, когда мальчонка с новым мешком направился к сходням, заступил ему дорогу, спросил невзначай, как его зовут, сунул в руку монетку и велел передать Хельги — по секрету, чтоб никто другой не слышал, — что двое пришельцев хотят встретиться с ним.