Книга Прыжок над бездной - Владимир Михановский

– О том я и говорю. Нужно налаживать их производство. Создать в стране новые конструкторские бюро, заводы…

– Ого! Планы, прямо скажем, наполеоновские. А кто возьмется за это дело? Где кадры найти? Выпускать парашюты – это не кастрюли лепить.

– Нужно думать о будущем, готовить его уже сейчас. Парашютное дело имеет и огромное воспитательное значение. Необходимо обучать молодежь не только полетам, но и прыжкам. Создать по стране сеть аэроклубов. Воспитывать у ребят и девушек отвагу, находчивость, стойкость. Потом, в армии, это ох как пригодится!

– Слова, слова… – поморщился собеседник Чайкина.

– Что ж, мне ничего не остается, как обратиться в правительство, – решительно произнес Александр Христофорович.

– Не следует торопиться, – услышал Чайкин в ответ. – Дело у нас одно, общее, государственное. Обсудим спокойно. С чего вы предлагаете начать?

– Да хотя бы с показательного прыжка! – воскликнул Чайкин. – Бессмыслица ведь получается. Некоторые слушатели воздухоплавательной школы не только не умеют прыгать с парашютом, но даже не видели, как это делается. Соберем всех курсантов, пригласим почетных гостей и проведем прыжок в торжественной обстановке.

– Что ж, мысль сама по себе недурная. Обсудим детали…

Сережа приготовил чай, но его пришлось несколько раз разогревать, пока Чайкин и Кириллов вели за столом негромкий разговор, обложившись чертежами.

– Похоже, лед тронулся, Сережка, – сказал отец, когда они приступили наконец к чаепитию. Сын, конечно, был в курсе его дел. – Завтра на учебном полигоне показательный прыжок. Если он пройдет благополучно, такие дела развернем – чертям тошно станет!

– Вот здорово! – Сережа от волнения пролил чай на клеенку. – Ты сам прыгаешь, пап?

– Мне не положено, – улыбнулся Чайкин. – Прыгать будут добровольцы из учлетов. Их оказалось много, почти все курсанты изъявили желание. Вот и Павел тоже.

– Папа, возьми и меня с собой, – взмолился Сережа. – Хочу посмотреть настоящий прыжок с парашютом!

Отец покачал головой:

– Я объяснял тебе, брат. На учебный полигон ребятам доступа нет.

– А может, в виде исключения, Александр Христофорович? – вступился за Сережу Павел.

– Никаких исключений.

Мальчик насупился, едва сдерживая слезы.

– Ладно, не горюй, – подмигнул ему отец. – Мы с Пашей после прыжка – сразу домой, и устроим пир горой!..

Засиделись допоздна. У каждого на душе было и радостно, и чуточку тревожно.

– Я и домой не доберусь, – забеспокоился Павел, глянув на часы. – Мосты через Неву, наверное, развели, да и общежитие уже закрыто. Комендант у нас строгий – ужас.

– Что комендант строгий – это хорошо. А ночевать оставайся у нас, – решил Чайкин. – Места хватит. Утром вместе и на аэродром поедем. И ты давай ложись, давно пора, – повернулся он к Сереже.

– Пап, я ну ни капельки не хочу спать, – сказал мальчик. – Может, ты нам свою повесть почитаешь? – неожиданно для самого себя предложил он. – Сам говорил, что на днях закончил главу.

Предложение застало Чайкина врасплох.

– Да ведь он начала не знает, – кивнул отец на Кириллова.

– А я ему сейчас все расскажу, – заторопился Сергей.

И пока Александр Христофорович убирал со стола нехитрое угощение, он кратко пересказал Павлу первую главу повести.

Разведка. Из повести Александра Чайкина

Оба воеводы, князья Григорий Долгоруков-Роща и Алексей Голохвастов, которые возглавляли защиту Троице-Сергиевого монастыря, не могли не понимать, какая огромная ответственность ложится на их плечи. Если не предпринять какие-то чрезвычайные меры, причем немедленно, враг может захватить монастырь. Счет шел тут не то что на дни – на часы и минуты. Слишком велик был перевес у врага. Нужно было как-то упредить его, выиграть хоть немного времени, организовать оборону.

Под вечер, когда на улицах осажденной крепости стало помалолюднее, князь Долгоруков вызвал к себе Крашенинникова, Багрова да инока Андрея.

– Пришла пора доказать, что вы в отряде ратном обучались не зря, – молвил им князь и рассказал о своей задумке.

Подземным ходом, о котором ведали только высшие власти, надлежало им выбраться за стены монастыря и выведать ближайшие планы врага.

– У нас ворот в крепости эвон сколько, – хмуро произнес Долгоруков. – Все сразу оборонить – силенок не хватит. Надлежит ведать, на какие ворота враг ринуться собирается. И еще одно: про ход подземный ни одна душа знать не должна. Прознает про него ворог – тогда погибли. Старшим тебя назначаю, – кивнул он Крашенинникову. – Зело, говорят, ты ратные науки превзошел.

– Когда выступать? – спросил Иван, вспыхнув от княжеской похвалы.

– Сегодня в полночь и пойдете, время не терпит, – сказал князь. – До хода подземного сам провожу вас.

Незадолго до полуночи они, крадучись, явились в княжеские покои. Князь, миновав просторные конюшни, привел их в помещение, где хранилась конская сбруя. Сдвинув в сторону хомуты да седла, он обнажил в полу прямоугольный дощатый люк. Не без труда приподняли его за заржавленное кольцо. Из черного провала повеяло сырым, застоявшимся воздухом.

Иван, Аникей и Андрей загодя придумали для себя одежду, чтобы поспособнее в ней было задание выполнять. Правда, кроме крестьянских свиток, порядком потрепанных, особого выбора не было. Зато тесаки да ножи Аникей наточил на славу, и каждый бережно спрятал их в складках одежды: враг, ежели попадется, не должен был обнаружить, что они вооружены.

– Шуму не поднимайте – дело делайте, – сказал на прощанье князь, держа в руках зажженную свечку. – Да постарайтесь возвернуться… хоть кто-нибудь. Ну, с Богом! – заключил он и протянул Крашенинникову свечу.

Дубовая лестница, которая вела вниз, основательно подгнила. Когда Андрей, спускавшийся последним, ступил на влажную, осклизлую землю, люк сверху захлопнулся.

Кромешная тьма разгонялась только слабым, подрагивающим язычком свечи. В первое мгновение Андрею показалось, что он задохнется, однако вскоре притерпелся.

Иван двинулся вперед, словно ходил здесь не один десяток раз. Но и то сказать – идя подземным ходом, с пути не собьешься.

Через некоторое время ход начал сужаться, так что местами приходилось пробираться ползком. В одном месте земля обвалилась, и они руками прорыли себе проход.

Шли молча, изредка обмениваясь короткими репликами.

– Вода! – сказал Крашенинников и, остановившись, опустил пониже заметно подтаявший огарок свечи: у ног его застыла лужа. Вода в ней казалась черной. Капля за каплей струились по стене и, отрываясь, падали вниз.

– Речка, наверное, сверху, – высказал предположение Аникей.