Книга Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин

— То, что в газетах. Белых, само собой. — Понятно.

Это прозвучало как: «Что же там они могут печатать!»

— Но вот главное, о чем ни мы, ни враги наши теперь ни на минуту не забывают, — продолжил связной. — Решающих фронтов в настоящее время три. С юга на Москву наступает Деникин, с запада, на Петроград, Юденич. На востоке — колчаковцы. Это ты знаешь. А вот чего ты можешь не знать. Колчак терпит сейчас поражение. Нами заняты Екатеринбург, Челябинск, Ирбит. Мы уже за Уралом! Еще несколько месяцев, и колчаковская армия будет разбита.

— Ну, — вырвалось у Шорохова. — А сегодня в «Донских областных ведомостях» напечатано, что в ближайшее время мы станем свидетелями победоносного шествия Колчака к сердцу земли русской — Москве. Так и написано.

— Колчака ничто не может спасти. Один из признаков: западные державы оказывают все большую поддержку не ему, а Деникину. Направляют миссии, шлют оружие, превозносят в газетах: «Генерал-победитель! Широта мысли! Преемственность идеалов российской государственности..»

— Потому-то он и прет на Москву. Выслуживается.

— Не только! Деникин понимает еще и то, что наши главные силы сейчас на колчаковском фронте. По размерам территории Республика Советов за этот год почти не выросла. По-прежнему, в общем, десятая часть всей бывшей России, не больше. Но такой крепкой армии, как теперь, у нас раньше не было. И применяем мы ее по-другому: собрать в кулак, разгромить одного, потом второго, третьего. Деникину да и Юденичу это известно, как и то, что многое тут зависит от тактического уменья. Кто кого опередит. Докатится ли уже в ближайшие месяцы деникинский вал до Москвы, либо мы сдержим его, покончим с Колчаком, и потом обрушим сюда, на юг, всю нашу мощь. Потому-то и важно как можно раньше раскрыть цель выступления Мамонтова.

— На смотру под Урюпинской Сидорин в открытую говорил: «Начало белоказачьего похода на Москву».

— В открытую! В открытую говорят, когда маскируют. И косвенно есть тому доказательства. Генералы Добровольческой армии рьяно оберегают свою претензию на верховную власть в стране. А как они могут ее реально утвердить? Тем лишь, что полками только одной этой армии займут Москву. Потому-то, пока их частям удается продвигаться вперед, никакого казачьего войска они на помощь себе не допустят. И мотивировки отыщут: оперативная важность! Стратегия!.. Но если так, тогда, всего вероятней, Мамонтову приказано пробить коридор на соединение с колчаковской армией. Значит, прорвав наш фронт, он пойдет на восток — на Ртищев, Пензу, Саратов. У этих городов нам и следует ставить заслоны.

Связной умолк. «Что теперь те мои сообщения, — с отчаянием подумал Шорохов. — Поздно. И нет оправдания. Фронт прорван, а я твержу: „Нет признаков подготовки… нет признаков…“ Но их и в самом деле не было, хоть ты убейся!»

— Самое нелепое, — он горько усмехнулся, — что не только деникинцы, но и торговый мир — и наш, и ростовский — как раз сейчас-то в победу белой армии верит. Что Москву она в ближайшие недели займет и власть свою там установит. И про мамонтовский прорыв, как теперь вижу, кое-кому из купцов известно. И забот у них по такому случаю немало. Своих, конечно, купеческих.

— Барыш?

— Да. Буквально на этих днях интендантство в Урюпинской как с цепи сорвалось: никаких новых контрактов! И старые-то — долой. Один из наших торговцев — Христофор Нечипоренко, торговец цепкий, в пределах своего интереса очень пронырливый, знающий, я уже не раз убеждался, — мне сегодня объяснил это тем, что корпусу Мамонтова теперь даже того добра не нужно, которое ему прежде было поставлено: ни провианта, ни запасной сбруи. Нечипоренко намеками говорил, однако понять было можно. Я в этом котле с утра до ночи варюсь, попривык… Но поход-то Мамонтов, говоришь, все-таки начал. Тогда, значит, он совсем налегке пошел. Без хозяйственного обоза, как это там именуется. И расчет у него в таком случае может быть только самый куцый: день — туда, день — обратно. Я потому такой вывод делаю, что, как ты сказал, его поступки всякий раз обдуманные. Что очертя голову он никогда не кидается.

— Мамонтов пошел без хозяйственного обоза? — связной смотрел на Шорохова испытующе. — И для такого утверждения есть данные? Но ты понимаешь, насколько иначе тогда повернется вся наша борьба с ним? Даже то, что его части занимают сейчас у нас в тылу очень малую территорию, вполне может быть этим объяснено: если они без обоза, им ее меньше и надо; передвижения их происходят быстрее; противник для нас становится неуловимее, мы же ошибочно полагаем, что он малочисленней. И следовательно, вполне вероятно, что в наш тыл прорвались не один или два полка, а весь корпус. Я ничего не придумываю. Это вытекает из твоих слов, что Мамонтов идет налегке. То есть боеприпасы — боевой обоз — он с собой взял, сомнений нет…

— Еще бы, коли он такой, что любую мелочь предварительно взвешивает.

— Да, да… А все остальное… Но ты прав: в таком случае цели у него куцые. Так? Да? Так?

Шорохов начал пересказывать все разговоры этого дня с Богаче-вым, Нечипоренко, Баренцевым и по тому, как связной слушает, какие задает вопросы, понял: человек этот не просто старается запомнить его, шороховские, слова, чтобы потом в дополнение к разведывательной сводке кому-то пересказать их. Тут же, на месте, он оценивает события, пытается разобраться в них. Кто тогда был сейчас перед Шороховым? Не один ли из руководителей Агентурной разведки? Лично прибыл из-за линии фронта, настолько важно красным штабам как можно скорее все узнать о мамонтовском прорыве.

Потом наступило молчание. Шорохову очень хотелось спросить, поможет ли Красной Армии то, о чем он сообщил? Важно ли это? Услышать бы: «Поможет. Спасибо». Связной сказал: «Иначе повернется вся наша борьба с ним». Но это было еще до того, как он узнал подробности. Так повернется ли?

Нарушить тишину Шорохов не решался.

Связной наконец прервал ее:

— Предложение ехать прими. Большая удача, если это в самом деле по следам Мамонтова. Особенно если действительно прорвался весь корпус и, значит, операция крупная, затянется надолго.

— Туда! Все совпадает.

Уже знакомым движением головы связной прервал Шорохова:

— В поездке не зарывайся. Твое место: обозы, тыловые учреждения. Ты торговец, едешь ради наживы. Круг интересов: цены, что где можно продать-купить с выгодой; потребности казачьего войска в товарах, с которыми обычно имеешь дело. Мы эти сведения повертим. Даст это многое. И общую численность, и намеренья. Если будет что-то еще — хорошо, но лишь при полной уверенности, что себя не завалишь. Возможность ты получишь редкую. Надо использовать ее целиком.

Он говорил с Шороховым как с равным себе профессионалом, и тот понял это, и его переполнило чувство тепла к связному, братской ответной преданности. Больше не требовалось каких-либо слов одобрения, похвал. Было, имело значение лишь одно их общее дело.

Шорохов сказал:

— Варенцов и Нечипоренко мне ясны. Рвать деньгу. Ничего другого у них за душой нет. А вот третий?.. Мануков. Никак его не могу понять. Купец — не купец? И еще одно: так и кажется, что меня он боится не меньше, чем я его. А может, и больше. Потому и приглядывается издали.