Книга Две судьбы. Книга 2. Расплата - Семен Малков

– Я готов к выполнению задания. Мы с группой отработали необходимые действия; люди полны желания показать, на что они способны. При любом повороте дела. – И умолк, преданно глядя в глаза Абдуллы и ожидая дальнейших указаний: старался безошибочно сыграть свою роль до конца.

– Это ты правильно сказал насчет поворота, потому что в случае провала нужно вывести из строя как можно больше техники, – одобрил командир и пояснил: – Мустафа сейчас занимается через наших людей на базе минированием объектов.

Михаил возвращался от него, веря и не веря в свою удачу. Ему все еще казалось, что происходящее он видит во сне – так долго ждал этого момента: более трех лет!

– Лишь бы не сорвалось, лишь бы не передумали! – шептали его губы. – О Господи! Пошли мне удачу!

Но Господь в тот раз не услышал его молитвы.

Тот черный день в жизни Михаила Юсупова начался с небольшой неприятности. Упражняясь на перекладине, он неудачно приземлился и потянул сухожилие. Ногу ему туго забинтовали, и он почти не хромал, но настроение испорчено. «Заживет ли до понедельника? – озабоченно думал он. – Хромота может подвести!»

Но настоящая беда пришла в полдень, когда прискакал верховой и принес траурную весть: при переходе границы в мелкой стычке убит Мустафа. Группа уже оторвалась от преследования и уходила в Пакистан, когда его настигла пуля снайпера: погиб на месте, не приходя в сознание.

Так тщательно подготовленная операция сорвана! У Му-стафы в руках находились все нити: только он управлял своей агентурой и держал с ней связь. У него в сейфе, конечно, хранились необходимые данные, но требуется время, чтобы эти связи возобновить и вновь четко проработать каждую деталь операции. Скорее всего время для нее упущено!

– Ты нам принес неудачу! – прямо при всех заявил Юсупову Абдулла, созвавший короткое совещание, чтобы дать отбой. – Видно, Аллах не хочет твоего участия в нашей борьбе. Уж лучше бы ты продолжал колоть дрова!

В дальнейшем Михаила использовали только для физической подготовки новобранцев. Никто не мог обвинить его, что он, хоть косвенно, повлиял на судьбу важной операции, но прежняя вера в него иссякла. Суеверный Абдулла больше не заикался о его участии в боевых действиях, да и сам Михаил об этом помалкивал, понимая, что после гибели друга и покровителя должно пройти время.

Вновь потекли однообразные дни, без проблеска надежды, пока не произошло важное событие, позволившее Михаилу вернуть активные позиции в отряде Абдуллы. Началась новая Афганская война, на этот раз – между моджахедами: не поделили власть, доставшуюся им после падения Наджибуллы.

– Ну что ж, пойдем на Кабул! – приказал своим соратникам Абдулла. – Свергнем правительство самозванца Рабани!

Его отряд принадлежал к числу сторонников другого лидера моджахедов – Хекматиара, находившегося в оппозиции новому правительству Афганистана.

– Вот ты, Михаил, и дождался! Принимай командование диверсионной группой. Это тебе не против своих воевать. Тут, думаю, нас не подведешь, – откровенно высказал Абдулла свои тайные сомнения. – Через неделю выступаем.

Завтра получу новые данные и объясню всем оперативную обстановку.

С этого дня у Юсупова начался новый, жестокий и тяжелый этап его неволи. Ему пришлось воевать, хотя кровавая бойня, затеянная властолюбцами, готовыми пройти по трупам своих соотечественников, вызывала у него отвращение. Но другого выхода у него не было.

«Сдаться Рабани и потребовать, чтобы меня передали советскому консулу? – спрашивал он себя, стремясь положить конец нелепому и трагичному положению, в которое попал волею судьбы. – Но ведь не доведут, пришьют по дороге! Афганцы предателей не терпят, – трезво оценивал он реальную перспективу. – Нет! Нельзя этого делать! Сколько лет ждал, терпел, значит, еще смогу. Будет еще шанс!»

Несмотря ни на что, мужество и надежда не покидали Михаила, и судьба в конце концов вознаградила его.

Верный своему правилу, Абдулла никогда не держал пленных на центральной базе отряда, где жили семьи основных его сподвижников. Для этого у него имелось несколько потайных застенков. Но для подполковника Ланского было сделано исключение. Этого русского аса он считал особенно ценным пленником и намеревался получить за него крупный куш от советского правительства.

– Как же удалось его подбить? – в свойственной ему манере, не выказывая удовольствия и явного одобрения, спросил он удачливого моджахеда, поразившего вертолет Ланского метким выстрелом «Стингера».

– Он и еще два других вертолета вывозили солдат Наджибуллы из окружения, – охотно доложил отличившийся стрелок. – Пока я прицеливался, двое уже поднялись высоко, а этот замешкался. Вот я его и хлопнул!

Абдулла не жаловал вражеских летчиков, знал, как их ненавидит население, и не наказывал моджахедов, когда они устраивали над пленными самосуд. Но Ланского не относил к их числу. Подполковник – начальник штаба авиационного соединения в боевых операциях не участвовал и на этот раз, видимо, пилотировал вертолет вынужденно – кого-то заменял.

– Почему вы не ушли вместе с войсками Советов? – спросил у него на допросе Абдулла. – Какая в этом была необходимость?

– Оставалось еще много техники, ценного авиационного имущества, – отвечал Ланской, дипломатично не раскрывая всей правды. – Вот мне и поручили обеспечить эвакуацию всего без остатка. Наджибулла и так нам слишком много должен. А от нового правительства ждать возврата его долгов и имущества, как вы сами понимаете, не приходится.

– Допустим, что так. Но почему вы продолжаете летать, участвовать в военных операциях? За это мы можем вас наказать.

– Ваше право. Я этого не отрицаю, – спокойно согласился Ланской. – Только будь вы на моем месте, стали бы спокойно смотреть, как гибнут бывшие союзники? Я только спасал людей. У них вертолетчиков не хватает. А в боевых действиях не участвовал с момента приказа Горбачева вывести войска.

Вот почему особых претензий Абдулла к подполковнику не имел, а на центральную базу перевел, чтобы кто-нибудь за его спиной не договорился с русскими о выкупе и не добрались до него спецслужбы.

Ланской находился под домашним арестом, бдительно охранялся, но условия ему предоставили соответственно положению. Ни в чем нет отказа, – за исключением свободы. Разрешили даже пешеходные прогулки – в сопровождении охраны.

Он любил общение, интересовался местной жизнью и свежими новостями, и ему не препятствовали. Ведь война с русскими окончена.

Появление в лагере Ланского возродило надежду Михаила на освобождение. Сердце подсказывало, что судьба дает ему еще один шанс. У него созрел новый план побега.

В семи километрах от центральной базы был небольшой аэродром, использовавшийся как местная точка сельскохозяйственной авиации. Пакистанские власти его не охраняли; там работали только служащие авиакомпании, выполнявшие обработку полей с воздуха по заказам землевладельцев.