Книга По велению сердца - Киран Крамер

— Ты очень красива, — покраснев, сказала Дженис.

— Каждая женщина красива по-своему, — стала убеждать сестру Марша. — Твой тип красоты куда интереснее моего.

Лицо Дженис зажглось надеждой.

— Ты думаешь… Ты правда думаешь, что я могу быть… привлекательной?

— Да, — твердо сказала Марша. — Нет никаких сомнений. Ты должна в это поверить. — Она вдруг почувствовала себя ужасно виноватой. — Я была тебе плохой помощницей, Дженис. Даже не приехала в Лондон в день твоего первого выхода в свет.

— Не говори глупостей, — живо возразила Дженис. — Ты не могла оставить школу в середине семестра, тем более что мама рассказывала — как раз на той неделе целая спальня девочек слегла с желудочной болью.

— Правда, — согласилась Марша. — Это было ужасно. — Она печально улыбнулась сестре. — Жаль, однако, что я не видела твой дебют. Но по крайней мере сейчас я здесь.

— Да, и я с восторгом думаю, что теперь ты останешься с нами, — сказала Дженис. — Разумеется, пока не отстоишь свою должность. А я знаю — ты сумеешь это сделать.

Теперь настал черед Марши преисполниться надежды.

— Ты вправду думаешь, что сумею?

— Конечно.

Подошли две подружки Дженис, похлопали ее по плечу. Она повернулась, чтобы с ними поздороваться, и Марша, воспользовавшись случаем, ускользнула, чтобы подойти к прилавку с мороженым.

Она была в ужасном разладе сама с собой. Всего один день она в Лондоне, но уже заметила, как сильно ее домашние нуждаются в ней — а она нуждается в них. Она устроила так, чтобы ее летние каникулы в Бэллибруке становились короче год от года. Всегда находились дела, требующие ее присутствия в Оук-Холле.

Но какое же восхитительное, просто не выразить словами, ощущение было у нее, когда она жила в Оук-Холле! Особенно она любила минуты, когда гуляла по школьным лужайкам, смотрела, как одни девочки играют в теннис, другие собирают цветы или выгуливают лошадей на тренировочной площадке. А вот группа девочек, усевшись в кружок вокруг учительницы, обсуждает вопросы античной философии…

«Вот бы мне быть в двух местах сразу», — подумала она, краем уха услышав, что Синтия прощается с подружками и наконец заказывает себе лимонное мороженое. К прилавку подошла и Дженис, сделала свой заказ. Сидя в своем углу, Лизандра, казалось, и не думала уходить. Напротив, когда их взгляды встретились, вдовствующая виконтесса только сощурила глаза.

Но спасибо Дженис! Благодаря ей Марша вернула себе хотя бы отчасти былой апломб, чтобы приветствовать Лизандру легким наклоном головы и вежливой улыбкой. Нельзя, чтобы бывшая одноклассница и нанимательница испортила ей утро. Более того, нужно было доказать ей, что Марша не растеряла храбрости и хладнокровия, как и подобает настоящей начальнице школы.

Она заказала мятное мороженое и приняла меры, чтобы сестры не вздумали прятаться в углу. Она выбрала новый столик возле дверей. Здесь ее непременно заметят все их знакомые. Увидят и подойдут поздороваться.

Вчера мама предсказала, что Марша станет центром всеобщего внимания, и оказалась права. К их столику непрерывным потоком шли знакомые, к восторгу Дженис и Синтии, которые обожали общество, особенно внимание молодых людей. Марша, романтические иллюзии которой разлетелись в прах еще в ранней юности, была уверена — ее успех у джентльменов объясняется ее исключительным затворничеством.

Разумеется, ее не волнует это ни на йоту. За исключением того факта, что Лизандра то и дело бросала на нее взгляд, и выражение лица у нее было довольно кислое.

— В конце концов, «не сегодня-завтра старая дева» и отставная директриса тоже умеет сверкать, как алмаз, — прошептала ей на ухо Дженис, как только представилась свободная минутка посреди наплыва желающих с ними поздороваться. — Кажется, леди Эннис тебе завидует.

— Точно, завидует, — пробормотала Марша себе под нос. Она почувствовала некоторое удовлетворение.

— О чем это вы перешептываетесь? — вмешалась Синтия. — Что сверкает?

— Мороженое в солнечных лучах из окна, — объяснила Дженис.

— Да. Из-за всей этой суеты я совсем забыла про свое мороженое, — спохватилась Марша, собираясь подцепить ложечкой последний кусочек мятной сладости. И в этот момент на их столик легла тень.

Она подняла голову, и тоненький голосок в ее мозгу пропищал: «Сейчас растаю».

Потому что перед ней стоял Финн. Ее Финн! Тот, которому полагалось сейчас находиться в Америке.

После долгих лет она видела перед собой лицо своего первого возлюбленного — первого любовника, — и ее сердце стучало, грозя разорваться от волнения. Она не могла сделать ни вдоха.

Возможно, подумала она, принятые в обществе игры — не такая уж банальность, в конце концов.

— Марша! — В его обволакивающем голосе, который стал чуть ниже, чем раньше, слышалось неподдельное изумление. — Леди Марша, неужели это действительно вы? Я шел мимо и увидел вас в окне.

В окне? Что творится с братьями Латтимор, все-то они замечают. Зоркие, орлы.

Ей снова вспомнился лорд Чедвик. Настойчивый, неуемный граф увидел ее в окне швейной мастерской, а затем преследовал на улице. Хотел, видите ли, знать, обрела ли она идеальную жизнь. Всего за полчаса до того, как ее новая жизнь в Оук-Холле пошла прахом.

Ее ложечка застыла в воздухе.

— Зд-д-равствуйте, мистер Латтимор.

Финн стал еще красивее. Загорелая кожа, выгоревшие волосы красноречиво свидетельствовали о том, как долго он пребывал вдали от британских берегов. Юношеские формы исчезли. Он казался сильнее, суровее и старше — теперь это был настоящий мужчина.

Уже не мальчик. А она — она уже не та юная, впечатлительная девушка.

Он улыбнулся, и у нее пересохло во рту.

— Да, это в самом деле вы.

— Вы помните моих сестер, леди Дженис и леди Синтию, не так ли? — только и сумела сказать она.

— Разумеется. — Послав очаровательную улыбку каждой из сестер, он повернулся к Марше. — Через пять минут мне нужно встретиться с братом, взглянуть на лошадей в «Таттерсоллзе», — сообщил он с искренней озабоченностью. — Вы знаете, что я снова в Лондоне, уже насовсем.

— Я не знала. — К собственному удивлению — и неприятному к тому же, — она поняла, что доли секунды ей хватило, чтобы почувствовать ужасное раздражение. Разве сможет она сосредоточиться на своей задаче — вернуть должность, — если Финн будет в городе?

Однако раздражение быстро улеглось. Как можно было не залюбоваться его губами? Губами, которые так хорошо умели ее целовать? На остальное она и не решалась посмотреть. Просто вспомнила с болью в сердце, какой прекрасной казалась жизнь, когда она покоилась в его объятиях.

«Лучше, чем все то, что было у тебя на должности директрисы в Оук-Холле», — шепнул гадкий, злорадный голосок в ее мозгу.