Книга Ошибка "2012". Мизер вчерную - Феликс Разумовский

Проснулась Мамба от солнечного луча. Свежий воздух вливался в трюм сквозь распахнутые настежь люки. Стоило ей поднять ресницы, и тут же защёлкали длинные бичи, зазвенели цепи, послышались грубые голоса — это матросы, возглавляемые боцманом, стали выводить пленников наверх, на открытую палубу.

Здесь, конечно, тоже качало, но в остальном было под стать счастливому сну. Бездонное синее небо, свежий ветер, уносивший за горизонт последние клочья облаков… Потом был липкий рис из огромных закопчённых котлов, пахнущая сырым деревом вода… и всё это под присмотром бородатых, недобро глядящих моряков, вооружённых большими ружьями, длинными бичами и железными «брусьями правосудия».

Бедного Нбонго, в самом деле до неузнаваемости обглоданного крысами, и ещё несколько пленников, не выдержавших шторма, выволокли на палубу, сняли с них цепи — и боцман с двоими подручными выбросил тела за борт.

Там во множестве кружили акулы, успевшие привыкнуть к человеческой плоти.

«Значит, вот она какая, Великая Вода. — Мамба, глубоко вздохнув, прислонилась к фальшборту и стала смотреть на высокую зыбь, катившуюся из-за горизонта. — Воистину могуч ты, дух Земли Сакпата, ибо удерживаешь её, не расплескав…»

Солнце осыпало алмазами бирюзовые горбы волн. Там и сям, словно паруса смерти, воду резали плавники акул. Дармового угощения хватало не на всех, вокруг сброшенных тел то и дело завязывалась борьба.

«И ты воистину могуч, ползучий Дан, ибо кусаешь себя за хвост и обвиваешь своим телом Землю, чтобы она не развалилась…» Мамба посмотрела на далёкий горизонт, прищурилась, ослеплённая отражением солнца, и вдруг услышала, как поблизости затянули песню.

Это была грозная Песня смерти, но в первый миг Мамба обратила внимание совсем на другое.

Она сразу узнала голос. Тот, давешний, из трюма.

И обернулась, охваченная внезапным волнением.

Обладатель голоса оказался именно таким, как успело ей нарисовать воображение. Громадный, широкоплечий, могучий, как носорог, он высоко вздёргивал колени, становясь неуловимо похожим то на охотящегося леопарда, то на разгневанного льва, делал зверские гримасы и грозил воображаемым копьём предводителю белых людей, сидевшему на корме.

Зловеще бренчала цепь, сверкали ненавистью глаза, песня казалась ассегаем, нацеленным в сердце врага… А тот знай себе улыбался, спокойно попыхивал трубкой и этак ободряюще кивал, разве только не аплодируя, — давай, мол, давай.

Это был капитан брига Гастон Леру, опытный моряк, снискавший, впрочем, репутацию отъявленного негодяя. Он начинал свою карьеру как самый обычный контрабандист, затем ходил капитаном на капере[56] и вот теперь, окончательно уверившись, что деньги не пахнут, занимался торговлей «чёрным деревом».

Кое-кому в этом деле удавалось разбогатеть с одного рейса, но Леру предпочитал действовать медленно, но верно, и для него это плавание было уже пятнадцатым. Если всё пойдёт хорошо, оно станет последним. Пусть чернокожий поёт и сверкает глазами — Леру уже прикидывал, сколько можно будет за него выручить. Чтобы накопленного в самом деле хватило и на домик с яблоневым садом в родной Нормандии, и на удачную женитьбу, и на лавку, где они с женой станут продавать сидр… На всю эту пресную, как галета, но такую спокойную оседлую жизнь…

Правда, вначале нужно было ещё доплыть до островов Вест-Индии. Продать там часть «живого шоколада», заполнить трюмы сахаром и патокой и только потом лечь на курс к берегам Америки. А до тех пор — ни на миг не забывать об английских крейсерах, чёрт бы их трижды драл!

Пока всё шло лучше некуда. Шторм миновал, патрули не появлялись, а черномазый был хорош, ох хорош… И он, и вон та голая баба, словно выточенная из чёрного дерева… И плевать Гастону Леру на очень скверную славу, повсюду сопутствовавшую ему в Котдаржане[57], — больше, Бог даст, он туда не вернётся.

Да, хитёр, умён, расчётлив был Гастон Леру, он всё делал основательно, вдумчиво — и никогда не пытался откусить больше, чем мог прожевать. Не в пример другим капитанам, которые набивали негров в твиндек[58] как сельдей в бочку, отчего половина дохла по пути, — Леру, видит Бог, черномазых особо не прессовал, сносно кормил и даже выпускал размять ноги. Зато и продавал свой груз вдвое дороже, чем те, кто довозил едва живые скелеты…

Негр тем временем завершил Песню и, бросив в сторону Леру последний презрительный взгляд, с гордым видом застыл около борта. Прочие невольники, боясь гнева белых, держались от возмутителя спокойствия подальше.

Одна только Мамба смотрела на него во все глаза.

«Это мужчина, это воин, — пело её сердце, а взгляд никак не мог покинуть мощные плечи, крепкие ноги, мускулистые ягодицы. — Такой небось не оставит без пищи своих детей, не отдаст свою женщину на поругание врагам…»

Она с изумлением чувствовала, как просыпалась в её чреслах древняя как мир истома. Вот уж не думала она, жрица, что встретит свою судьбу на этом корабле скорби. Она, хранившая девственность, посвящённая духам, привыкшая презирать грубых мужчин. Отчего же теперь она изнемогает от желания прижаться к этой груди, широкой и надёжной, точно ствол баобаба, погладить упругие пружинки волос, испытать в поцелуе эти изобильные губы?..

— Хорошо поёшь, воин, — по праву чёрной жрицы подошла к нему Мамба. — Только белые люди глухи. Они способны понять лишь копьё да отравленную стрелу.

«Станешь ты ядом на её острие…»

Она успела смекнуть, что великан принадлежал к племени Людей Устья, главных хозяев на Большой реке. Они владели причалами, лодками, добротными хижинами на берегу. Они и проводники, и посредники, и блюстители законов. Без их благоволения белым людям невозможно взять на свои лодки ни одного раба.

— О женщина, обладающая Силой, — присмотрелся к её татуировкам танцор, сглотнул и благоговейно потупился. — О разговаривающая с духами!..

У него самого тоже полно было говорящих знаков на теле. Великий охотник, первейший воин, главный палач помощника вождя. Вот только жён и законных детей пока не было. Наверное, всех захваченных коров отдавал вождю, а тот не очень-то спешил вознаградить его доблесть разрешением на женитьбу.

— Сейчас, воин, я разговариваю не с духами, а с тобой. — Мамба улыбнулась впервые со дня ворожбы во дворце Льва. — Я хочу знать твоё имя. Не бойся, я не причиню тебе зла. Язык Да Зоджи и череп Да Лангана в том порукой.