Книга По следу саламандры - Александр Бирюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основой конструкции этого здания были сложные инженерные металлоконструкции, ажурные и не лишенные своеобразной, тяжеловесной эстетики. Для отделки использовались мрамор и гранит, а также разнообразные сорта тонко и тщательно обработанного дерева, так что интерьеры, при всей их грандиозности, напоминали некую циклопическую музыкальную шкатулку, не то малахитовую, не то в стиле маркетри…
Поезд шел сквозь ночь. Вагоны на мягкой рессорной подвеске плавно покачивались без перестука. Убаюкивали. Игрушечный поезд. Всего шесть небольших вагонов, два из которых двухэтажные, а прочие снабжены остекленной прогулочной галереей на крыше, где панорамные окна чередовались с витражами. В центре композиции каждого из них — литой барельеф матового стекла с изображением полуобнаженных танцовщиц.
Как же мягко идет поезд! Будто летит через ночь. Струи дождя косо и прихотливо извиваются по стеклам галереи. Рейвен поднялся сюда после недолгого общения с соседом по купе — джентльменом в серой дорожной тройке и коричневых сапогах.
Попутчик порекомендовал портного и какого–то «историка», не то адвоката, не то страхового агента, как мог догадаться Рейвен из контекста. И это было кстати. Странник и сам подумывал, что пора бы обзавестись менее приметным платьем, нежели куртка механика дирижабля.
После того как он, извинившись, покинул купе, он направился по винтовой лестнице на крышу. Шаги его были слышны в вагоне — Рейвен решил, что там, где нет нужды двигаться бесшумно, следует вооружиться обычной походкой местных жителей, твердо и жестко ставивших ноги. Он хотел во всем быть, как они.
Джентльмен в купе, доставший из внутреннего кармана журнал нового романа, некоторое время действительно с интересом читал… Но мысли о попутчике, подспудно роившиеся в его голове, заставили отложить книгу.
Джентльмен задумался. Но тут в дверь негромко постучали.
— Да, Джеймс! — отозвался джентльмен.
Из соседнего купе вошел высокий, каменнолицый и горбоносый камердинер, облаченный в черную с искоркой сюртучную тройку и узкий галстук под жестким воротничком сорочки.
— Я услышал, что вы отложили чтение, пояснил свое появление Джеймс. — Мне показалось, что вы захотите что–то обсудить со мной.
Джентльмен на мгновение задумался. Его верный помощник был как всегда прозорлив.
— Мой попутчик, — сказал джентльмен, наконец, он озадачивает. Не более того… В его взгляде нет определенности. То насмешливость, а то решимость, граничащая с одержимостью, если вы понимаете, о чем я, и непонятное выражение превосходства, которое действует на меня болезненно. Ну и все такое прочее… Его манера говорить… Его произношение. Он вроде бы с Востока, но…
— Но чего–то не хватает, — продолжил Джеймс.
— Пожалуй.
— Я знал, что со свойственной вам наблюдательностью, вы заговорите о нем, — чуть склонив голову набок и полуприкрыв глаза, заговорил Джеймс. — Этот человек странен во всех отношениях и, пожалуй, сам не отдает себе отчета в том, до какой степени он странен. Ибо в противном случае начал бы скрывать это.
— Согласен, — кивнул джентльмен.
— Однако я полагаю, — продолжал прямой, как палка, Джеймс, — что этот человек имеет что скрывать.
— Вы находите, Джеймс?
— Я так полагаю, мой господин Бертрам![7]— Джеймс назвал джентльмена по имени, дабы придать своим словам большую значимость и некоторую официальность.
— И как нам относиться к нему?
— Я полагаю, — после короткой паузы сказал Джеймс, — этот человек заслуживает самого пристального внимания, которое вы и продемонстрировали со свойственной вам чуткостью. От него, если мне позволительно высказаться, исходит ощущение силы.
Отпустив своего верного камердинера, лендлорд задумался. Он услышал то, что хотел, и его смутные ощущения получили подтверждение. Мир готовился к войне.
Бертрам извлек из кармана изрядно затертую золотую монету с изображением единорога. Это был фамильный «удачливый» аникорн. И в минуты трудных раздумий член Совета любил держать его в руке, как бы взывая к мудрости предков, прославившихся благодаря следованию Традиции.
Остин — потомок Великой Тени, — вот кто занимал его думы. Слишком много власти захватил в свои руки род Зула. Слишком легко управляет Советом этот молчун.
История Мировой Державы начинается с того момента, когда Урзус Лангеншейдт нарисовал на стене разрушенного Ромбурга карту Европейского полуострова и разделил все захваченные земли между своими соратниками, которые отныне стали лендлордами.
Однако этому событию предшествовала вся жизнь Урзуса Лангеншейдта. Столь яркая жизнь, что самое имя Урзус Лангеншейдт становится наследным титулом и меч рода Лангеншейдтов ныне хранится в Палате лендлордов как реликвия.
Наследником лендлорда является не старший сын, как в древности, а тот из учеников главы рода, в ком воплотилась личность Учителя. Семейства Ортодоксов Зула и Мулеры прибрали к рукам и Совет землевладельцев и Совет мейкеров. Это опасно. Очень опасно. Такое положение дел было чревато принятием решений, никак не выгодных ни лендлордам, ни главам синдикатов, но удобных роду Зула.
Грейт Шедоу — соратник последнего, кто носил имя Урзус Лангеншейдт в эпоху Песни Последнего Дня. Тогда решения лендлордов тоже отличались однобокостью, и последствия их были грандиозны.
Бертрам Устер хорошо знал Традицию. Опричники Грейт Шедоу — эти свирепые вепри — прошли перед его мысленным взором по изумрудным лугам его вотчины. Команда бесстрашных, прекрасно обученных воинов, в доспехах из пластин с рисунком дубовых листьев и шлемах в форме кабаньих голов… В нынешние времена они не остановились бы на берегу Лур–ривер.
Лендлорд дернул головой, стряхивая апокалиптическую картину.
Еще лучше древней истории он знал современную. В условиях мирной жизни сложившийся уклад не подвергался опасности. Но если будет война… Какую угрозу для миропорядка станет представлять род Зула?
И он вернулся в мыслях к тому, с чего начал. Вот таинственный человек с Востока… Оттуда, где десятилетие назад велась последняя война. Случайно ли его появление? Сколько еще таких таинственных гостей возвращается в столицу Мира? И что везут они в дорожных котомках?
«Джеймс прав, — подумал лендлорд, — этот человек заслуживает самого пристального внимания!»
* * *
Ночной город, перечеркнутый дождем, был негостеприимен. Он надвинул на глаза шляпы крыш, втянул головы домов в плечи тротуаров, ощетинился шпилями башенок и оскалился колоннадами фасадов. Он не любил чужаков, и всегда готов был встретить пришельца угрюмым недружелюбием.