Книга Тюльпан - Ромен Гари

— Индивидуум не мертв! — горланил Паоло в комнате за лавкой.

— Нет, Паоло, старый друг, — крикнул синьор Черубини, — нет, индивидуум не мертв! Я сказал бы даже, что никогда он не был более жив и полон решимости заклеймить преступления коллективизма, бросив наконец великий клич объединения, призвание к крестовому походу против варварского Суверенитета государств! Только послушайте, дорогой мой, послушайте внимательно. — Он прочел: — «Сегодня сорок второй день Голодного крестового похода, начатого Тюльпаном, Белым Махатмой Гарлема. Во всем мире приверженцы этого великого движения за эмансипацию человека исчисляются миллионами, но сам его лидер быстро слабеет. Никакими силами члены Конгресса не смогли заставить его прервать пост. „Сначала постройте лучшее общество, основанное на справедливости и уважении к каждому человеку, выбросьте ваши учебники истории, перевоспитайте победителей и побежденных, дайте всем хлеб, работу и свет… Отмените преступный Суверенитет Государств! Провозгласите священный закон обязательного вмешательства каждой страны во внешнюю политику других стран! Долой изоляционизм совести! Вперед, за мир и объединение!“ На телеграмму из Калькутты с предложением считать, что фруктовый сок, мясной бульон, свежие овощи и массаж с питательной массой раз в два дня не являются несовместимыми с полным постом, Махатма ответил категорическим отказом. „Взгляните, куда дух компромисса завел Римскую церковь“, — телеграфировал он.

Денно и нощно у дома Тюльпана теснится такая толпа, что его приходится постоянно усиленно охранять. Работу полиции осложняют тысячи девушек от тринадцати до шестнадцати лет, которые в состоянии экстаза, близком к разврату, ложатся прямо на пороге и тротуаре. Некоторые из этих юных энтузиасток силой прорываются к двери Махатмы, умоляют его подойти к окну и спеть для толпы учеников „Swing, swing my heart“ и „Oh! how I love my sugar daddy“. Тюльпан, уже сильно ослабевший, покоряется с большим удовольствием. Журналисту, спросившему, намерен ли он довести свой Крестовый поход до конца, Махатма ответил: „Это мой дар человечеству. Я хочу раскрыть наконец изумленному миру все могущество, скрытое в индивидууме“. Большую лотерею, организованную членами ассоциации „Молитва за Победителей“ в пользу их движения, выиграл юный Тим Зюскинд из Нью-Йорка, который на семьдесят третий день своего поста достиг веса Тюльпана — восьмидесяти шести фунтов и двух унций. Организованный банкирами с Уолл-стрит колоссальный Крестовый поход против рака, этого бича общества, достиг высшей точки. В результате Институты защиты от рака до такой степени расплодились по стране, что Тюльпан должен был направить банкирам настоятельное требование прекратить их братоубийственные разборки. Из Ватикана: хорошо информированное большинство довольно сдержанно отреагировало на поступившую от „Ассоциации Прессы“ новость о том, что тело Постящегося Европейца уже источает аромат роз».

— Индивидуум не мертв! — кричал Паоло.

Синьор Черубини смял газету и посмотрел мистеру Джонсу в глаза.

— Сохо немедленно должен дать свой ответ, — глухо сказал он.

Мистер Джонс ничего не ответил, угрюмо проглотил кусок горгонзолы, протянутый другом, и с дурными предчувствиями вернулся к себе.

XVI

Он творит чудеса

И тогда Тюльпан велел привезти на чердак парализованного старика и сказал ему: «Встань и иди!» — и паралитик не встал и не пошел. И тогда Тюльпан повторил со слезами: «Встань и иди!» — и паралитик сделал невероятное усилие, но не встал и не пошел. И в третий раз молил его Тюльпан: «Встань и иди!» — но бедный человек не мог пошевелиться и только сказал Тюльпану с огромной тоской: «Простите мне, брат мой, что не могу помочь вам». И тогда Тюльпан заплакал, и спешно послал искать слепого, и сказал ему: «Открой глаза и смотри!» И слепой открыл глаза, но ничего не увидел. И тогда Тюльпан пал на колени перед ним и умолял: «Сжалься! открой глаза и смотри!» И слепой негр открыл глаза, но ничего не увидел. И горькие слезы потекли по его щекам, и он сказал Тюльпану: «Простите меня, брат мой, но я ничего не могу сделать для вас». И тогда Тюльпан велел привести на чердак молодую негритянку, дитя которой умирало от лихорадки; и он коснулся лба младенца и сказал ему: «Исцелись!» Но лихорадка не отступила. И тогда Тюльпан повторил со всей своей верой: «Исцелись, исцелись!» Но ребенок не исцелился; напротив, он в тот же миг умер на руках у своей матери. И тогда заплаканная мать смущенно сказала Тюльпану: «Простите его, мой Господин, он слишком мал и не ведает, что творит». И тогда Тюльпан закрыл лицо руками и заплакал; потом велел привести на чердак негра и сказал ему: «Стань белым, сжалься надо мной!» — но негр оставался черен и лишь взял Тюльпана за руку, сжал ее и тихо сказал: «Простите нас, мой Господин, мы ничего не можем сделать для вас». И тогда Тюльпан заперся у себя на чердаке и плакал семь дней и семь ночей; а толпа на улице ожидала в молчании, печально, но безропотно, задумчиво жуя жвачку, — да, ибо такова истинная печаль и такова истинная покорность. И, видя скорбь народа, дядя Нат вышел к нему и сказал: «Слушайте, слушайте, ибо я говорю вам». И толпа слушала его и, выслушав, устроила овацию. И сразу лжепаралитик, лжеслепец и молодая негритянка, чье дитя безмятежно спало, поднялись на чердак. И Тюльпан сказал паралитику: «Встань и иди!» — и паралитик встал и зашагал уверенно. И, не помня себя от радости, Тюльпан приказал слепому: «Открой глаза и смотри!» — и слепой открыл глаза и видел. И великим светом просияло лицо Тюльпана, и повернулся он к ребенку, спящему на руках у матери, и крикнул ему звонким голосом: «Исцелись!» — и невинный младенец пробудился и начал плакать во все горло. И тогда Тюльпан упал на колени, и воздел руки к небу, и вскричал: «Благодарю, Господи, благодарю, ибо, воистину, никогда я в Тебе не сомневался!» И он велел своим любимым ученикам взойти на чердак, и на глазах у них торжественно вкусил немного пюре, чтобы отпраздновать случившееся.

— Над кем же вы смеетесь, друг мой?

— Над собой.

XVII

Он принимает себя всерьез

Наутро мистер Джонс нашел лавочку синьора Черубини закрытой, и ему даже не понадобилось пенсне, чтобы прочесть огромную надпись, сделанную мелом на ставне: «Все в ряды общества „Молитва за Победителей“! Да здравствует эмансипация человечества, ура!»

Движение между тем разворачивалось в Англии молниеносно. Леди Чам, супруга известного министра в отставке сэра Арчибальда Чама, которая была Президентом Комитета материальной и моральной поддержки русских мулов, спонтанно взяла на себя руководство ассоциацией. Синьор Черубини бросился к ней и предложил свои услуги. Но тут же леди Поуп, супруга хорошо известного министра в отставке сэра Джона Поупа, сестра министра в отставке сэра Эшли Бёрда и дочь министра в отставке сэра Портуза Бёрда, решительно отказалась от скучного поста Президента Комитета помощи бездомным собакам, закусила удила и громко потребовала для себя чести возглавить новое гуманистическое движение. Синьор Черубини не колебался ни минуты и всецело предоставил себя в ее распоряжение. Незамедлительно леди Типпс, супруга хорошо известного министра в отставке сэра Бернадетта Типпса и мать будущего министра Джонатана «Джамбо» Типпса, которая была Президентом организации, поставившей своей целью пристроить в Великобритании всех брошенных германских кошечек, которых бомбежки союзных войск оставили без крова, заботы и ласки, решительно приняла на себя руководство движением. Синьор Черубини слегка растерялся, но, тем не менее, предоставил себя полностью в ее распоряжение. Леди Поуп высказала протест, написав в «Таймс» письмо, где в резкой форме заявила, что «во времена, когда стольким бездомным кошечкам не хватает буквально всего, совершенно недопустимо видеть, как щедро осыпают милостями вражеских кошек. Неужели мы ничему не научились? — драматически завершала леди Поуп. — Неужели ничему никогда не научимся? Неужели всегда будем повторять былые ошибки?» Противостояние обострилось, когда жены министров-лейбористов, которые со времени закрытия коалиции довольствовались довольно серыми должностями вроде председательниц Комитета по борьбе с туберкулезом, или Фронта борьбы с безработицей и трущобами, или, что еще хуже, Комитета взаимопомощи европейских матерей, — подняли мятеж и потребовали, чтобы их допустили к руководству новым движением. Синьор Черубини потерял сон и за неделю похудел на двадцать фунтов, стараясь скоординировать весь этот взрыв благотворительности. Чрезвычайным облегчением для него стало то, что семь адмиральских дочек, каждая из которых была любимой ученицей Махатмы и жила и постилась у него под крылышком, взяли Центральный комитет организации в свои руки. С этого момента движение окончательно приняло размах Крестового похода. Для его бойцов немедленно были связаны восемнадцать тысяч пар носков, а в Трафальгарском сквере прошла гигантская демонстрация, так что специальное отделение Скотланд-Ярда в составе двух полицейских, ростом шесть футов два дюйма и шесть футов три дюйма соответственно, с трудом сумело сохранить порядок и должно было даже прибегнуть к грубой силе, чтобы сдержать толпу и помешать ей бушевать возле Парламента. Демонстрация со свойственным лондонской толпе неистовством мгновенно обернулась кровопролитием: уже через полчаса площадь была усыпана трупами голубей, не успевших вовремя укрыться на колонне Нельсона. Наутро город оказался покрыт листовками с протестом голубиного отделения Общества защиты братьев меньших, и в «Таймс» были направлены сорок два возмущенных письма, в один голос клеймивших полицию, неспособную обеспечить защиту всех британских подданных без различия вида и расы. Тут же имущие классы Объединенного Королевства объявили о сборе средств, на что неимущие классы в который раз откликнулись с энтузиазмом. Все это время лавочка синьора Черубини была закрыта; мистер Джонс встречал иногда своего друга: худой и бледный, тот крался трусцой, как побитый пес. Потом он пропал вовсе. Однако прислал приятелю весточку, сообщив, что переселился поближе к своей работе — к главному кварталу Ассоциации, в личный особняк мисс Женвины Тремор-Спад, дочери известного адмирала.