Книга Оставь ее небу - Михаил Март

— И как же ты? — с недоумением спросил Аркадий.

— Не унываю. В нашем возрасте рано жалеть о прошлом. Мы его еще не накопили. Все образуется. Рад был повидать вас. Счастливого пути! Удачи!

Антон махнул рукой и помчался дальше.

Как только приятель скрылся в толпе, загрохотал вокзальный рупор. Гнусавый женский голос монотонно объявил: «Внимание! Отправление поезда "Москва-Симферополь" задерживается на один час. Повторяю. По техническим причинам поезд…»

Аркадий плюнул на платформу и хлопнул себя ладонями по ногам.

— Ну вот. Началось! И надо было нам его встретить!

— Ты о чем, Аркаша?

— А то ты не знаешь? Антон — это же ходячая неудача. На все сто уверен, если бы мы его не встретили, то поезд ушел бы вовремя!

Аркадий схватил с земли рюкзак и зашагал к перрону. Жена семенила следом.

— Но ты-то тут при чем? Тебе грех на судьбу жаловаться.

— Это только потому, что, глядя на Антона, я делал все наоборот. Ты помнишь нашу дружбу в школе? Не разлей вода! Но я точно знаю, что на этом парне висит проклятие. Я даже объяснить этого не могу.

— Ерунда. Выдумки.

— Не спорь. Я лучше знаю. Примитивный пример. Заходим в сберкассу за квартиру платить. Он встает к окошку, где очередь из пяти человек. Я встаю к соседнему, где восемь человек. Я оплатил, а он стоит еще полчаса.

— Чепуха.

— Дальше. Садимся в трамвай. Ему ехать на три остановки дольше. Я выхожу, и тут же объявляют, что трамвай дальше не пойдет. А если его послать за пивом, то, будь уверена, последнюю бутылку заберет человек, стоящий перед ним, это в том случае, если перед его носом не закроют магазин все по тем же техническим причинам.

— Ты все преувеличиваешь.

— Нет. А если увеличивать и говорить о глобальных вещах, то волосы встают дыбом. Я не могу считать неудачей то, что его родители погибли в автокатастрофе. Автобус сгорел вместе с пассажирами за пять минут.

— Но при чем здесь Антон. Это трагедия. В восемнадцать лет мальчик остался сиротой.

— Судьба. Трагедия. Идем дальше. Через год какая-то дура прыгает из окна его квартиры на двенадцатом этаже и разбивается вдребезги. Вместо армии парень идет в тюрьму. Полгода в Бутырке.

— Но потом доказали, что девчонка была наркоманкой и он до нее не касался. Ей хотелось полетать.

— А результат? Смерть, тюрьма. Или это норма? А потом эти аферисты его окрутили и вовсе без жилья остался. Квартира накрылась. На вокзале живет.

— Хорошо, что не убили. Одиноких людей всегда обдуривают. Антон добрый и доверчивый, этим пользуются. В наше время зла больше, чем добра. Ты злишься на него из-за дурацкого поезда, а забыл, сколько он для тебя хорошего сделал. Кто тебя за уши из класса в класс тянул? У кого ты уроки списывал, кто с тобой по ночам занимался? Ты забыл. Конечно, теперь ты важная птица, а он бомж. От таких, как ты, благодарности не дождешься.

— Может, мне на колени перед ним упасть и свою квартиру отдать? Только толку что? И эту отберут.

— А ты не думай об этом. Приди и отдай!

Аркадий остановился и бросил рюкзак на землю. Он чувствовал, как в воздухе нагнетается скандал. Его жена рехнулась или строит козни, суть которых ему еще не известна.

— Скажи сразу, что ты от меня хочешь?

— Ты сам сказал, тебе везло потому, что не везло Антону. Он был твоим барометром. А это значит, ты воровал его удачу!

Ответа не последовало. Аркадий хлопал глазами и не мог найти нужных слов. Только женский ум способен на подобные обвинения.

— На твоем месте я бросила бы все и помогла старому другу в беде. Ты его вечный должник. В твоих силах устроить Антона.

— Куда? К себе в банк? Точно рехнулась. Да его надо за сто верст обходить. Ты только свяжись с ним, и все! Жизнь вдребезги. Я даже не уверен, что после сегодняшней вокзальной встречи ты нормально вернешься домой. Выйдешь сейчас к стоянке, а твоей «шкоды» нет на месте. Ищи свищи.

— А тебя это не касается?

Аркадий нахмурил брови.

— Ты это о чем?

— Сначала поезд задерживают, а потом он сходит с рельсов. Вспомни автобус, в котором погибли его родители.

— Ты чего каркаешь?

У Аркадия появились капельки над верхней губой.

Наталья уцепилась за соломинку и пошла ва— банк.

— Тринадцатый тупик. Сделай добрый жест для своего друга. Тебе это зачтется. Отдай ему свою путевку и билет. Пусть он сам едет этим поездом. Можешь даже рюкзак свой отдать. Летнего барахла у тебя и так хватает, а у парня даже плавок нет. Скинь груз с плеч долой.

— Ты знаешь, сколько стоит эта путевка?

— А ты знаешь, сколько стоит аттестат, который он за тебя получал? Цена всей твоей карьеры.

Аркадий задумался. Он взглянул на темный поезд, мрачно стоявший в тени перрона, и начал судорожно соображать, где находится тринадцатый тупик.

* * *

Антон с обреченностью разглядывал мертвую тушу в милицейской форме. Труп лежал в луже крови посреди вагона.

— Что скажешь, братан? — тихо спросил Яшка, оставаясь в тени у тамбура.

— Скажу, что сидеть нам всем на баланде до конца дней своих. Убит при исполнении. Вышка. Тут еще газеты шум поднимут и сделают из подонка героя.

— Выбросим его на свалку, и все дела, — пробурчал Керя, переминаясь с ноги на ногу.

— Не успеем. Такую тушу и втроем из вагона не выдернешь, а уж тащить мента по железке и вовсе гнилая затея. Без следов и шага не сделаешь.

— Но он же, гад, Юрку и Гавроша, как котят, прибил. Собакам его скормить надо. Ночь большая, успеем. Ты чего, братан?!

— Нет. Уходить надо. Для этого ночь и нужна.

— Куда? Мы туг третий год маемся, это наша зона.

— Это его зона. А теперь ничья, — твердо сказал Антон. — Часа через два его хватятся. Нечего время терять. Мотайте на другой вокзал и в товарняк. В Москве засыпетесь. Россия большая.

— Куда?

— Если я скажу вам путь, стало быть, там вас и поджидают. Сами выбирайте. Кривая куда-нибудь выведет.

— А ты?

— Мне с вами нельзя. Тут же засыпемся. Смерть мента — дело серьезное. И не спорить. Это приказ. Бог даст, свидимся! Прощайте.

Антон подошел к мальцам и расцеловал их мокрые от слез щеки. Он словно кусок от себя отрывал. Мальчишки нехотя направились к тамбуру. Антон еще долго стоял на подножке и смотрел в темноту, где растаяли фигурки двух маленьких мужчин со своей школой жизни и взглядами на справедливость. Он не мог их обвинять. Сам недоглядел. Глупо и обидно.

Антон вернулся в вагон и сел на перевернутый ящик. Между окнами на стене висела вырезанная из журнала цветная картинка. Голубое небо, синее море и одинокая девушка, стоящая на берегу в белом костюмчике из блузки и короткой юбочки. Она смотрела на горизонт, где в солнечных лучах купалась одинокая яхта с белыми парусами. Мы не могли видеть ее лица, она стояла к нам спиной, и лишь слабый ветерок трепал ее золотые волосы.