Книга На раскаленной паутине - Михаил Март

— Это я понял после того, как ты принес мне пакет от адвоката. В нем была пятая глава доклада. Значит, конвертов должно быть минимум пять. Но теперь я, вообще, ничего не понимаю. Каким образом пакет попал к Таманцеву? Редактора не было на приеме. А пакет нашли у него. Он ехал в город из аэропорта.

— Чистая случайность. Вот порядок, зафиксированный в хронологии передвижений. Вечеринка закончилась поздно ночью. Около трех. Я по рации начал передавать первому блокпосту номера и марки выезжавших машин. Последняя выехала в шесть утра. К нашему счастью, блокпост проскочили только восемь машин. Остальные поехали в другие стороны и не пересекали черту города. Первая машина принадлежала актрисе Ирине Запрудной. Ее «девятка» проехала блокпост, на втором посту ее взяли под контроль и повели. Запрудная отправилась к своему любовнику в горный пансионат, миновав Сочи. Она до сих пор там и находится. Вторая машина принадлежала журналисту Шелесту. Тут получилась накладка. Ему удалось ускользнуть. А возможно, он свернул. Но Шелест так и не появился у адвоката. Либо пришел слишком поздно. Следом проехал ученый из обсерватории Панов. Ему сели на хвост, и тоже напрасно. Он уехал в заповедник, где и сейчас мирно пьянствует. Тогда я решил проверять машины на местах, чтобы не разбрасывать людей по всему побережью. Начали с «мерседеса» Давида Менделевича. Тут тоже накладка. Ребята спутали в ночи «мерседес» Менделевича и напали на машину Таманцева, ехавшего из аэропорта в сопровождении Журавлева. Ребята сработали профессионально. Но пока они там возились, «мерседес» Менделевича проскочил мимо. Мы его упустили. Но Менделевич сейчас заперся в своем особняке в окружении охраны и не высовывает носа. Штурмом его не возьмешь. Я имею в виду — без шума. Итак,, все машины разъехались. Мои люди сообщили, что документы не найдены, а на шоссе появились менты. С Таманцевым они явно перестарались. Я дал отбой. И только собрался покинуть пост у дома Зернова, как из ворот выехала машина самого хозяина, но в ней сидел один шофер. Я поднял тревогу. Но его успели перехватить лишь в городе. Наступило утро. Артамонов крутился в людных местах, и взять его было трудно. Он петлял, и стало ясно, что к объекту ему ехать не велено, если он увидит за собой хвост. Пришлось его убрать. Но при нем тоже ничего не нашли. Оставался последний вариант, который я обязан был отработать. Это сам Зернов. Возможно, он так и не решился передать кому-нибудь документы. Я направился прямо к нему. Скажу честно: вряд ли я добился от него признания. Угроз он не боялся. И тут, что называется, снег на голову. Зазвонил телефон. Зернов ничего не мог говорить, я все слышал. Зато заговорил Садальский. Адвокат сетовал, что он до сих пор не получил доклад. Я зажал рот Зернову и сказал в трубку только одно слово: «Жди». Чтобы Зернов не мог поднять тревогу, его тоже пришлось убрать. Отработанный материал. Документов у него нет. Я тут же исчез и на всех порах полетел к Садальскому. Адвокат ждал неприятностей и подготовился. Я напоролся на сопротивление. Пришлось пристрелить его И секретаршу. Пакет я забрал и привез тебе. И вот только после этого ты понял, что в нем лишь часть доклада. Откуда же мне это было знать?

— Битком набитый «кейс». Не меньше пяти конвертов. Если не больше. Чертовщина! Мы в полном дерьме. Ясно одно, что Лев Садальский — всего лишь посредник. Слишком мелкая сошка. Важно понять, кому адресован доклад и кто способен им реально воспользоваться, а не так, как Руцкой своими тридцатью чемоданами. Но даже не это главное. Важно как можно быстрее вычислить курьеров и забрать у них конверты. Иначе вся наша структура, которую мы с таким трудом создавали в течение многих лет, рухнет как карточный домик.

— Ситуация под контролем. Я соберу своих людей и выслушаю их отчеты. Мы установим всех, кто мог получить конверты. Остальное — дело техники.

Вице-мэр закашлялся. На нем не было лица. Он казался понурым стариком и совсем не был похож на свои портреты с ярких обложек журналов, где его воспевали как ярого борца за демократию и борца с коррупцией на кавказском побережье Черного моря.

Встав из-за стола, он подошел к бару, налил себе полстакана коньяка и выпил залпом, не предложив выпивку своему помощнику. После некоторой паузы он сказал:

— Меня беспокоит этот сыщик из Москвы. У него один из конвертов, а на Духонина надеяться трудно. Дряблый кисель. Пора ему на вечный покой.

— Ты думаешь, Журавлев читал документы?

— Если это и так, то он ничего не поймет из части доклада. Но есть умники, способные из крупиц создавать целое. Будем надеяться, что этот малый не встретит мозговитого консультанта. Но он в любом случае остается опасным свидетелем, а то и участником. Ты прав: играть на слух очень трудно.

— Я сам займусь Журавлевым. Долго он на плаву не продержится.

Полковник Коптилин не стал дожидаться особого приглашения и сам достал из бара бутылку. Правда, в отличие от хозяина яхты он предпочитал водку.

2.

Особняк Виктора Зернова находился за пределами Адлера. Журавлев хорошо запомнил адрес. Удивительный уголок, где жили в основном представители администрации Большого Сочи.

Пришлось ехать по центральной магистрали и выезжать из города. К этому времени оцепление уже сняли, и препятствий на выезде не было. Суток не прошло после его побега с места кровавого происшествия, а ему вновь предстояло выезжать на ту же дорогу.

Когда Журавлев проезжал мимо той самой бензоколонки, у него кольнуло в затылке — как напоминание о его последней ночи и о его собственном разгильдяйстве.

Ничто не задевало Вадима так, как промахи в собственной работе, а кроме нее, в его жизни ничего не осталось. Журавлев по праву считал себя профессионалом, и если ему пытались доказать, что он лох, то сыщик свирепел и вставал на дыбы. Но факт оставался фактом: прошедшей ночью ему утерли нос. Согласие взяться за заведомо провальную операцию во многом диктовалось не обещанным гонораром, а ночным проигрышем и вторым пинком в зад в приемной Садальского, где убийца едва не поцеловал его в лобик за смиренное послушание.

Весь путь они молчали. Лика видела его хмурое озлобленное лицо и не хотела подливать масла в огонь. Лучше придержать язык за зубами и дожидаться своего часа. А пока притвориться послушной овечкой. Надо ему показать, на что она способна, разговорами твердолобого не убедить.

Лика всегда добросовестно относилась к своей работе, какой бы она ни была, даже когда еще училась в школе, и после уроков надевала брюки, куртку, прятала волосы под кепку, перекидывала тяжелую сумку через плечо и мерила этажи, разнося почту. Ее называли своим парнем и угощали сигаретами. Но к куреву она так и не привыкла, да и вином особо не баловалась.

Ей приходилось мыть машины и окна витрин в магазинах, сидеть нянькой с чужими детьми, выгуливать чужих собак и даже колоть дрова. Она знала, как достается сегодня трудовая копеечка.

Повзрослев, она создавала в своем воображении образы принцев, но в жизни встречала только избалованных молокососов. Она не верила в сказки, но оставалась мечтательницей.