Книга Медные трубы Ардига - Владимир Михайлов

Однако мое мнение тут никому не было нужно.

«Людям занять места. Включить страховку. Приготовиться к посадке на планету. Начало маневра через тридцать секунд. Начинаю отсчет».

Тридцати секунд мне хватило, чтобы задать вопрос самым негодующим тоном:

– Эй, «Триолет», что это ты себе позволяешь? Без нашего согласия…

А ему их же хватило, чтобы ответить:

«Начинаю выполнение главной программы».

Дальше пошли мелькать надписи на нижнем табло:

«Источники видимого света убраны».

Это проще всего.

«Загружена подпрограмма „Незримость“.

Что, черти бы всех их взяли, за сюрпризы?

– «Триолет», но мы еще не решили…

«Второй слой поглощения активизирован».

Пришлось напрячь память. Ага. Под внешним корпусом корабля лежит слой сложного высокомолекулярного полимера, способный после активизации полностью поглощать тепловое излучение, поскольку в нем начинается реакция, требующая для своей реализации очень много тепла. Реакция эта протекает не менее часа – и, значит, именно столько времени нас невозможно будет увидеть в инфракрасном диапазоне. На жаргоне Простора слой этот называется одеялом. О чем «Триолет» мне и сообщил. А что касается нашего с Лючей решения – вирт-капитан дал ясно понять, что оно здесь всем до лампочки.

Ну-ну. Очень весело. И захватывающе.

«Первый слой поглощения активизирован».

А это уже не одеяло, а покрывало. Этим веществом корпус обработан снаружи, и когда «покрывало» включается в работу, то начинает поглощать каждый квант видимого света, все равно – от далекой звезды или от бьющего в упор прожектора. А также – что весьма важно – и от радарных частот. Покрытие тоже выдерживает час даже очень сильного облучения, и на эти шестьдесят минут мы становимся абсолютно черным телом.

Но этими программами вовсе не исчерпывается набор, которым космическая разведка наделяет свои корабли. Сейчас, если я правильно помню, должен последовать… Ага, вот и он:

«Терц-защита приведена к бою».

Кому только пришло в голову назвать ее так? Какому-то поклоннику древних мушкетеров, не иначе. Терц – третья защита в фехтовании, а всего их там шесть. И на разведчиках эта защита тоже третья по счету. Она как раз ничего не поглощает, наоборот – отражает все. Но не как попало. Когда она начинает действовать, корабль окутывает себя еще одной оболочкой – мощным полем, заставляющим падающие на корпус лучи не отражаться и не поглощаться, но огибать его, как бы скользя по этой оболочке, а миновав ее – снова возвращаться на первоначальное направление. Просто черное тело было бы легко различимо на звездном или любом другом фоне; так что только терц делает корабль по-настоящему невидимым. Вообще-то применение терца практически делает «покрывало» ненужным, но третья защита принята на вооружение относительно недавно, бывает, что она по каким-то причинам начинает сбоить, и это создает эффект праздничного салюта, фейерверка, веселого, но только не для пилотов корабля. Поэтому до сих пор предписывается применять терц и покрывало параллельно – для страховки.

Теперь мы, кажется, подстраховались. И сейчас «Триолет» объявит еще о каком-нибудь волшебстве из его арсенала. Ну вот и оно:

«Двойник в стартовой готовности».

Я не сразу усек, что речь шла о фантомном двойнике нашего корабля, на самом деле являющемся лишь компактной схемой, а на жаргоне «кварковиной», способной, будучи выброшенной в пустоту, создать там очень реалистическое изображение оригинала, причем не только видимое, но и обладающее точно такими же характеристиками, включая и гравитационную, и магнитную. У нас же на борту включится антиграв – но только на минуту, иначе весь расчет посадки нарушится. Что же касается магнитного поля, то его полная компенсация связана с чрезмерным риском: бывает, хотя и не всегда, что включение магнитной маскировки приводит к сбою в работе компьютеров, а остаться без их помощи в процессе посадки я не пожелал бы и врагу. Кварковина сможет создавать образ нашего корабля не более тридцати минут подряд – на большее ей не хватит энергии, понадобится время на подзарядку. Но мы за это время должны уже опуститься на поверхность, желательно в безопасном месте, по-прежнему невидимые ни глазами, ни приборами. Что там на табло?

«Препятствий к совершению посадки не установлено».

Ну, хоть на том спасибо.

«Четыре, – сказал „Триолет“. – Три. Два. Один. Спуск».

На мгновение закружилась голова: включился антиграв. Где-то под ложечкой возникла тоска. Погасли все экраны, выключенные, как и положено при соблюдении режима скрытности: минимум излучаемых частот. Минута легкой вибрации. Приборы по-прежнему работают, и по ним можно понять, с какой скоростью мы сближаемся с поверхностью, как греется обшивка и надолго ли хватит защиты-два, а главное – подвергаемся ли мы преследованию. Но приборы дают только цифры, а мне хочется видеть своими глазами…

– «Триолет», экраны!

Экраны засветились. Но увидеть удалось не так уж много. Потому что мы садились на ночном полушарии и под нами никаких огней не было – как, собственно, и должно быть на планете, не имеющей населения. И лишь дальномер показывал, что мы уже совсем невысоко. «Триолет» включил торможение антигравом – бесшумное, беспламенное, скрытное. Доложил:

«Скорость снижается по расчету посадки на поверхность первой категории. До соприкосновения пятнадцать секунд. Четырнадцать. Тринадцать…»

– «Триолет», что такое «поверхность первой категории»?

«Девять. Восемь. Включаю страховку на максимум».

Ого! Основательно нас прижало. Компенсаторы кресла надулись. Никогда мне не нравились эти последние секунды: чувствуешь себя как спеленутый новорожденный, можешь только орать. Хорошо, что…

«Четыре. Три. Два. Один. Контакт! Просьба не покидать кресел до окончания анализов окружающей среды».

Даже не тряхнуло. Но мы послушно остались на местах, переводя дыхание, сбившееся, наверное, главным образом от волнения, неизбежного, когда завершается любое, пусть даже самое заурядное путешествие. А назвать таким наше язык не поворачивался. Анализаторы работали вовсю, программа «Незримость» закрылась – все равно, судя по экранам, вокруг была ночь, да и видеть нас вроде бы некому. Так что спешить нам некуда: вполне разумным было бы сейчас залечь в койку, а наружу выйти (если, конечно, не будет никаких препятствий) уже утром, при солнечном свете. Но мы оба понимали, что не утерпим, что хоть на минуту-другую, но выйдем, чтобы ощутить себя вне замкнутого корабельного пространства, вдохнуть природный воздух, почувствовать, как пахнет эта планета, как звучит ее ночь, – кстати, мы ведь даже не знаем, какова тут жизнь, что растет, что бегает, ползает, летает…

«Исследование окружающей среды завершено. Препятствий для выхода за пределы корабля не имеется. Напоминаю о необходимости выполнения обычных правил безопасности и сохранения окружающей среды».