Книга Сверхдержава - Андрей Плеханов

Кандидаты Краева не были похожи ни на кого из своих конкурентов — не сливали компромат, не обещали несбыточного, не ездили в шикарных авто с сопровождением. Но не казались и бедными родственниками, вылезшими из низов для установления всеобщего уравнивания. Краев разрабатывал старый образ «своего человека наверху», но по-новому. Он тщательно просчитывал, каким должен быть «свой человек» в данный момент, именно на этих выборах. Это совершенно не соответствовало общепринятым к тому времени стереотипам политической рекламы. Но это работало. Рейтинг кандидатов быстро полз вверх. Они переигрывали остальных без особого труда.

Конкуренты спохватились — имиджмейкеры начали работать «под Краева», кандидаты временно поставили в гаражи свои «мерседесы» и «саабы». Но было поздно. Выборы состоялись, и оба кандидата прошли в Государственную думу с впечатляющим результатом.

Краев был окрылен. Поле для его деятельности было безграничным. Выборы вспыхивали на территории огромной страны то в одной, то в другой губернии, как участки локальной энтропии. Краев привносил в них порядок — такой, какой приличествовал его мировоззрению. Он приезжал, он собирал информацию, он выбирал самого честного кандидата и предлагал ему свои услуги. Его кандидаты побеждали всегда.

Краев еще не успел проанализировать результаты своей деятельности. Но уже начал подводить некоторые итоги и строить планы. В планы эти входило внедрение честных людей в органы власти на всех этажах, постепенная эволюционная замена ими коррумпированных чиновников, засидевшихся на своих местах, и, в конечном результате, выведение страны на новый уровень нравственности и благосостояния. Николай даже термин новый придумал, пока еще для личного пользования, — «Партия честных».

Появились деньги. Большинство избранников Краева по-прежнему были изначально бедными, но теперь — странное дело — как только становилось известно, что за раскрутку кандидата принялся сам Краев, спонсоры начинали атаковать их с энергией бронебойных снарядов. Николай действовал в своей привычной манере — выбирал среди них наиболее честных, предпочтительно производственников, и принимал денежные переводы, щепетильно ведя всю бухгалтерию. Кропотливо заполнял налоговые декларации. Почти не комментировал грязную ложь, которая периодически выплескивалась на него средствами массовой информации. И при этом всегда оставался в тени. Не любил он шумной славы.

Еще в кабинете телевизионного шефа Николай понял, что действительно созрел. И это было правдой — созрел он быстро, но окончательно. Тогда он еще не думал о том, что полностью созревший плод имеет два способа дальнейшего существования — либо его едят, либо он падает и подвергается гниению, неизбежному, как все природные метаболические процессы.

Краев был почти идеален. Это и оказалось причиной его душевного краха. Его не понадобилось есть. Он упал и начал разлагаться сам. Потому что те люди, с которыми он работал, на которых возлагал надежды, перенося на них свои умозрительные представления, оказались далеко не идеальными. Кем они были? Обычными людьми.

Некоторые, правда, так и остались до конца честными. Но быстро выяснилось, что честность и несокрушимое стремление их к справедливости были скорее признаком психопатического состояния, чем нормой. Такие люди начинали войны со всеми подряд, ибо считали себя единоличными собственниками честности и справедливости. Всякий, кто выступал против их мнения, автоматически объявлялся лгуном и негодяем.

Долго такие люди у власти не держались. Политическая машина быстро перемалывала их, отправляя в стан вечно борющейся мелкой оппозиции. Краев был даже рад этому. Ему неприятно было видеть, что он ошибся в своем выборе.

Большинство же прорвавшихся при помощи Краева наверх адаптировались очень быстро. Получали московскую прописку. Перекраивали местную собственность, стараясь не обделить себя и бывших спонсоров. Занимались текущими делами — большими и маленькими. И не проявляли при этом ни малейшего желания вступить в «Партию честных» и заняться коренным переустройством мира. С Краевым, прошлым своим благодетелем, разговаривали поначалу уважительно, потом их «да» все больше становилось похоже на «нет», а затем Краева и вовсе перестали пускать на порог. Мало ли придурков достают приличных людей своими чудачествами?

Краев приелся. Неизвестно, что стало бы с его своеобразной методикой предвыборных кампаний, сохранила бы она дальше свою эффективность или нет, потому что Краев сам хлопнул дверью. Он потерял работоспособность. Он потерял вообще всякое желание работать, потому что заполнивший его душу вязкий депрессивный туман сбил его с ног, бросил его на колени. Краев, как младенец, оставшийся в незрелости до средних лет, вдруг открыл для себя простую истину, нельзя не испортиться, придя к власти. Он увидел, что система либо раздавливает людей, либо переделывает их по своему образцу. Но понимание пришло поздно. Николай оказался слишком слабым человеком, чтобы переварить крушение идеалов. Психика Краева рухнула, раздавленная грузом разочарования.

Николай Краев ушел в глубокое подполье и постарался сделать все, чтобы о нем забыли. Ему понадобилось полгода, чтобы кое-как подавить в себе желание залезть в ванну и вскрыть вены. И теперь он валялся на диване и читал книжки. Проедал деньги, заработанные за последние три года. Денег пока хватало.

* * *

— Я разочаровался, — сказал Краев. — Не хочу разочаровываться еще раз. Не хочу разочаровываться в тебе, Илья.

— Ты знаешь меня, Николай. — Жуков положил руку на плечо Краева, сдавил его сильными пальцами. Он был серьезен, как никогда. — Ты знаешь, что я не предам… Ты знаешь. Мы должны сделать это. Вместе.

— Ты не представляешь, куда лезешь! Тебя никогда не били по-настоящему. Ты везунчик, Жуков. Тебе всегда везло. И ты думаешь, что тебе будет везти всегда?…

— Меня не били? — Давила криво, зло усмехнулся. — Смотри!

Он с треском дернул рубашку вверх, и Краев увидел грубый шрам. Шрам пересекал живот Давилы наискось — сверху донизу. Стягивал толстую кожу уродливым багровым рубцом.

— Я полз двадцать минут по земле до ближайшего дома, — сказал Давила. — От того места, где меня пырнули ножом. Я заправлял свои кишки обратно рукой, потому что боялся получить инфекцию. Ты представляешь — я должен был подохнуть сразу! Они были в этом уверены. А я полз и думал об инфекции. Идиот, правда? Нашел о чем думать. Только они не рассчитали. Давила очень живучий. Живучий…

— Кто тебя? — Краев побледнел.

— Было кому… Ты думаешь, я просто так бросил свою избирательную кампанию и ушел в тень? Многим я тогда яйца оттоптал. Они пытались со мной договориться. Но потом поняли, что не удастся…

— Илья… — Краев мотал головой, пытался собраться с мыслями. — Мало тебе досталось? Прости… Ты же умный человек. Ты должен понимать. Это же гора! Вот что ты пытаешься сделать — сдвинуть гору. Маленький человек не может сдвинуть огромную гору. Он может расшатать пару камней из основания, даже выдернуть их. Только его задавит. Неминуемо задавит осыпавшейся лавиной. Я видел людей, которые пытались сделать это. Я сам был таким. Я успел увернуться. Как видишь, жив. Только… Только я больше не хочу туда лезть.