Книга Огонь желания - Николь Джордан

– Кто первым доскачет до конца луга, тот победит! – крикнула Эми и пустила лошадь галопом.

Тихо выругавшись в адрес непоседливой девчонки, Джон Йейтс тоже пришпорил коня и помчался за Эми.

* * *

Торн проснулся внезапно. Сердце бешено колотилось, В паху свело от возбуждения. В темноте он наконец сообразил, что находится у себя в спальне. Уныло выругался, нарушая ночную тишину.

Опять во сне к нему пришла Диана Шеридан. Живая, чувственная, заставляющая терпеть жгучую боль. Возбуждение не отпускало.

Раздраженно откинув простыни, Торн встал, чтобы открыть окно. С тех пор как здесь объявилась Диана, он не мог нормально спать. Он специально перебрался в другое крыло, чтобы не искушать себя, но это не помогало.

Диана была запретным плодом.

Торн сомневался, что она все еще девственница. Охотник за приданым скорее всего успел совратить ее. И такая красавица просто обязана была иметь любовников, хотя бы тайно.

Рядом с ней желание Торна становилось совсем непереносимым. Сегодня на развалинах он едва удержался, чтобы не схватить ее. На его счастье, они были не одни, а не то бы он нашел способ, как использовать эти горячие источники.

Торн постоял возле открытого окна, пока ветер не остудит его разгоряченное тело и не выдул остатки сладкого сна. Весенние ночи на Кирене все еще были достаточно холодными, способными привести в чувство. Так что оставалось только благодарить их за этот терапевтический эффект. Зато теперь можно было не сомневаться – скоро заснуть не удастся.

Когда возбуждение наконец спало, Торн отошел от окна и накинул халат. Выйдя из спальни, он отправился вниз к себе в кабинет выпить бренди.

Закусив нижнюю губу, Диана целиком погрузилась в работу. Карандаш летал по поверхности блокнота для эскизов. Спать не хотелось. Голову переполняли идеи и образы.

Покрутившись в постели пару часов, она в конце концов встала, поняв, что нужно положить идеи на бумагу.

Слуги уже, наверное, спали, когда она спустилась по лестнице в библиотеку. Вилла Торна была комфортабельна со всех точек зрения, в библиотеке висела тишина, столь необходимая для творчества, и вполне хватало освещения, Французские двери стояли открытыми, а за ними располагалась садовая терраса, с которой открывался вид на ширь Средиземного моря.

Последние три дня Диана была настолько занята, что не было ни минуты свободной. Некогда было даже порисовать Кроме того, совершенно не хотелось обращаться к Торну, чтобы он выделил какую-нибудь комнату для работы. Но поскольку скоро им нужно было уезжать, располагаться с мольбертом надолго просто не было возможности, оставалось лишь делать наброски карандашом и углем.

Воображение Дианы постоянно преследовал образ Торна.

Торн, плавающий в бухте, внизу, каким она увидела его в первый раз.

Торн, купающийся обнаженным в горячем источнике среди развалин.

Торн, стоящий на каменной стене, вглядывающийся в мерцающую синеву моря, с волосами, летящими по ветру.

Именно таким она рисовала его сейчас, стараясь передать бьющую через край жизненную силу, главную часть его существа. Отвагу и дерзость, которую чувствовала в нем.

Карандаш двигался почти сам по себе. Ни звука, только тихий скрип раздался в тишине комнаты.

Диана не обратила внимания, сколько времени прошло, пока не почувствовала, что в комнате кто-то есть. Вздрогнув, она подняла голову и увидела Торна, остановившегося в дверях библиотеки.

– Я увидел свет, – объяснил он, делая шаг в комнату.

На нем был черный парчовый халат с малиновым узором. На ногах никакой обуви – он стоял босой.

Диана была одета не намного приличнее: белый атласный пеньюар поверх ночной сорочки. Распущенные волосы в беспорядке закинуты за спину. Хуже того, она сидела на кожаной кушетке, поджав под себя ноги.

Ничего непристойного во всем этом, конечно, не было. Она была полностью одета. Но выражение в глазах Торна заставило ее забеспокоиться. Диана опустила ноги на пол и поправила пеньюар. Торн стоял и какое-то время разглядывал ее. Наконец он пересек комнату и остановился напротив. Потом он увидел ее набросок, и Диана поняла, что напрасно оставила блокнот открытым. В глазах Торна зажегся интерес, едва он узнал на рисунке себя.

Не дожидаясь разрешения, Торн уселся рядом и указал на альбом:

– Можно?

На секунду Диана вцепилась в блокнот, не желая признаваться, что он ей не безразличен. С другой стороны, ей нечего было скрывать. В конце концов, она художница. А художники, восхищаясь, всегда выбирают объекты, подобные виконту. Но все равно Диана покраснела, когда против воли ей пришлось разжать пальцы.

Взяв у нее альбом, Торн долго изучал рисунок.

– Потрясающе, – наконец произнес он совершенно серьезно.

Для Дианы это было самой высокой оценкой. На рисунке Торн выглядел совсем как в жизни. Выразительное лицо, движение, скрытое в каждой линии тела, когда он стоит и смотрит вдаль, на море.

– Вы говорили, что хорошо рисуете, – добавил Торн. – Но я не представлял, что у вас талант, и очень большой талант.

Диане стала приятна такая оценка, но она решила не принимать ее всерьез.

– Просто у меня есть способность схватывать сходство.

С трудом оторвавшись от альбома, Торн поднял на нее глаза.

– Эго излишняя скромность. Вы говорили, что увлекаетесь пейзажами. Они так же хороши?

– Может, даже немного лучше, – честно ответила Диана. – От пейзажей получаешь большее удовлетворение, чем когда рисуешь людей. Но я собираюсь сосредоточиться на портретах, с ними можно завоевать больший авторитет. В Королевской академии, которая сейчас главный арбитр художественного вкуса, существует жесткая иерархия. Пейзаж не занимает в ней высокое положение.

– Разве? – Брови Торна удивленно взметнулись.

– На первом месте работы на исторические темы, затем – портреты, еще ниже – пейзажи, а на последнем месте – жанровая живопись, сюжеты из повседневной жизни.

– Потому-то вы и собираетесь писать портреты?

– Да, – просто ответила Диана.

– Наверное, это мучительно – подавлять в себе великий дар из-за того, что вы женщина.

Диана поморщилась, когда знакомое чувство обиды напомнило о себе.

– Существует много запретов для женщин. Трудно добиться внимания, уж не говоря об уважении.

В улыбке виконта промелькнуло сочувствие.

– Эти переживания я могу понять. С самого рождения я всегда сражался с общественными правилами.

Торн перевернул следующий лист и увидел еще одно свое изображение. На этот раз купающимся среди руин. Обнаженный торс. Нижняя часть до талии скрыта в воде.