Книга Тибо, или Потерянный Крест - Жюльетта Бенцони

— Где же вы пропадали, монсеньор? — мягко упрекал его молодой король. — Я надеялся, что увижу вас в храме Гроба Господня, и мы вместе произнесем благодарственные молитвы.

— Патриарху это могло бы не понравиться, и он был бы прав. Это ваша победа, Ваша Величество, и Господь желал услышать только вас одного. Что же до меня — мне надо было обдумать известие, только что полученное из Алеппо. Аль-Салих настолько благодарен вам за то, что вы заставили Саладина уступить, что решил вернуть вам нескольких узников, с давних времен томящихся в его темницах. И прежде всего — вашего дядю, Жослена де Куртене, двенадцать лет назад взятого в плен в Харане. Твоего отца, Тибо, — пояснил он, повернувшись к юноше.

— Моего отца? — пожав плечами, повторил тот. — Мне кажется, я уже о нем забыл. Когда он попал в плен, мне едва исполнилось четыре года. К тому же, когда он навещал ту, кого я называл не иначе как матушкой, он уделял мне очень мало внимания — вернее сказать, вовсе не замечал. Он смотрел на меня, как на забавного зверька, и даже ни разу не взял меня на руки. Потому я только и могу вспомнить, что он был очень красив и всегда роскошно одет. Думаю, я им восхищался... но и только!

— Теперь он, несомненно, уже не так хорош! Двенадцать лет в турецкой темнице меняют человека до неузнаваемости. Впрочем, речь идет не только о нем: нам возвращают также и Рено Шатильонского. А вот его вы оба не видели никогда, потому что вы еще на свет не появились, когда султан Нуреддин взял его в плен.

— Он все еще жив? — удивился Бодуэн. — Я думал, он остался жить только в легендах. Похоже, это был самый необыкновенный воин, какой только существовал на свете. Его беспримерная храбрость...

— Равная его же безрассудству, жестокости, гордыне и эгоизму! Худший смутьян, какого когда-либо носила земля...

— И нам его возвращают? Мне кажется, я слышал, будто покойный султан поклялся не отпускать его, если не получит огромного выкупа, настолько гигантского, что даже и князю Антиохии потребовались бы века для того, чтобы его собрать. Что же, Аль-Салих отменил отцовскую клятву?

— Ничего подобного! Выкуп был уплачен. Сто тысяч золотых динаров!

— Сто? Господи, да кто же его заплатил? Княгиня Констанция, его супруга, умерла, а его пасынок Боэмунд, нынешний князь Антиохии, кажется, не слишком о нем беспокоится?

— Да, так и есть. И потому так до сих пор и непонятно: кто заплатил за то, чтобы теперь, когда снова воцарился мир, к нам вернулся этот зачинщик беспорядков? Кстати, Тибо, он ведь доводится тебе родней. Земли Шатильонов, откуда он прибыл, не так далеко от владений рода Куртене.

— Что ж, — вздохнул Тибо, — похоже, моя семья разрастается. Но должен ли я радоваться этому больше, чем вы?

— Будущее покажет...

Снова появилась Мариетта с недовольным лицом. Она низко поклонилась архиепископу, но заговорила ворчливым тоном:

— А что, государственные дела никак не могут подождать, пока король выкупается и отдохнет? Ему сейчас это необходимо! И вам, монсеньор, должно быть, это известно! — добавила она сердито.

— И правда! Простите меня, Ваше Величество, за это вторжение, я не подумал, что могу явиться не ко времени. Мне лучше уйти...

— Нет-нет! — возразил Бодуэн. — Мне надо поговорить с вами о деле еще более важном, чем возвращение этих людей. Согласитесь ли вы немного подождать меня? Здесь есть галилейское вино и фрукты, с ними ожидание покажется вам менее тягостным.

Гийом Тирский с улыбкой согласия устроился в одном из стоявших вдоль галереи резных кедровых кресел с синими — синий и белый были излюбленными цветами Бодуэна — подушками, поближе к большому медному подносу, на котором стояли тарелка с инжиром, несколько кубков и кувшин из сидонского стекла, наполненный темным ароматным вином. Тибо последовал за гостем, налил ему вина и устроился рядом.

— Монсеньор, может быть, вы расскажете мне историю этого Рено Шатильонского, — попросил он, наливая вина и себе.

— А история твоего отца тебя не интересует?

— Да тут есть о чем говорить?

— В самом деле, почти не о чем. Ты прав: у другого история куда более захватывающая, а кроме того, для мира и спокойствия в королевстве он куда опаснее. Собственно говоря, его история — обычная история младшего сына в семье, которого законы о наследовании вынуждают самого добывать себе состояние. Он покинул Францию в составе участников Второго крестового похода, предводителем которого был Людовик VII Французский, а его, надо сказать, сопровождала супруга, королева Алиенора. Замечу в скобках, что именно из-за нее поход закончился так быстро. Все дело в том, что Антиохией тогда правил ее дядя, Раймунд де Пуатье, который был, пожалуй, одним из самых привлекательных мужчин своего времени. У Алиеноры с ним вспыхнула страстная любовь, что, разумеется, не понравилось ее мужу и привело к спешному возвращению во Францию. Но Рено Шатильонский не отправился в обратный путь вместе с остальными. Ему нравилась наша страна: солнечная, богатая, куда более свободная, чем Европа. Он остался и поступил на службу к князю Раймунду, а потому стал часто попадаться на глаза его жене, княгине Констанции.

Когда Раймунд в июне 1149 года пал в бою с Нуреддином, овдовевшая Констанция осталась одна с маленьким ребенком на руках. Но не следует забывать, что Раймунд стал князем Антиохии исключительно благодаря жене. В то время ей, хотя и вдове и матери четверых детей, было всего-навсего двадцать два года. Княжество нуждалось в сильном правителе, и, стало быть, — надо было снова выдать Констанцию замуж. Ее руки добивались самые знатные бароны и князья, родственники императора Мануила. Она всем отказывала, а в один прекрасный день объявила, что любит неимущего рыцаря, наемного воина по имени Рено Шатильонский и хочет стать его женой. Поднялся страшный шум, возмутились все, как высшая знать королевства, так и антиохийские нотабли, но... Констанция была непреклонна в своем выборе.

Архиепископ взял с тарелки винную ягоду, с явным удовольствием ее съел, отпил немного вина из кубка и продолжил рассказ:

— Я плохо себе представляю, каким он мог стать за шестнадцать лет заточения, к тому же теперь ему должно быть около пятидесяти, но в свое время это действительно был красавец-мужчина, исполин, чья варварская красота оставляла равнодушной лишь редкую женщину. Констанция, искренне любившая Раймунда де Пуатье, могла сделать его преемником лишь совершенно неотразимого мужчину. Не обращая внимания на крики, она обвенчалась с ним — и вскоре осознала, что поступила безрассудно, поскольку Рено, внезапно возвысившийся из полной безвестности до титула князя Антиохии, совершенно утратил чувство меры. Опьяненный своей только что обретенной властью, он, не теряя ни минуты, решил показать остальным, с кем они имеют дело, и принялся сводить счеты с каждым, кто был настроен против него. Его первой жертвой стал городской патриарх, Эмери де Лимож, старик, конечно, несколько язвительный, однако мудрый и всеми почитаемый. Рено, несмотря на преклонный возраст и немощь Эмери, велел схватить его и привести в крепость, а там приказал отхлестать его до крови, после чего смазать его раны медом и выставить старика нагим и скованным цепями на вершине самой высокой из башен, беззащитного перед палящим солнцем и тучами безжалостных насекомых.