Книга Ловушка для джентльмена - Виктория Александер

То были разные ступени развития одной и той же внешности, различающиеся ростом в соответствии с возрастом. Все трое были очень похожи, с волосами разных оттенков рыжего, почти таких же, как у Гвен. Самая рослая была, очевидно, самой старшей, лет четырнадцати. Эти слова произнесла она и, по-видимому, могла бы сказать очень многое и крайне неприятное. Следующая по росту, лет двенадцати, стояла в середине, рядом — младшая, лет десяти. К сожалению, Гвен не помнила их имен. Девочек назвали именами различных христианских добродетелей, но Гвен забыла, какими именно.

Вопреки значению имен в сердитых взглядах, устремленных на нее, нельзя было усмотреть ни намека на хотя бы смутное воспоминание о добродетелях. Некоторое время Гвен сомневалась, не зовут ли их Плезанс (Приятность), Толеранс (Терпение) и Кайнднес (Доброта). Она уже видела и раньше такие детские взгляды.

Они открыто презирали ее.

— А вас никто и не спросит, — непреклонным голосом сообщила мисс Хиллиард, потом повернулась и устремила взгляд на Гвен. — Нужно принять решение касательно их будущего. Но мы обсудим это позже. Теперь же я оставлю вас одну с теми, ради кого вы приехали. — Она бросила на девочек неодобрительный взгляд. — Я уверена, вы получите массу сведений. — Она повернулась и вышла, хлопнув дверью.

Девочки, как по команде, обернулись вслед ушедшей, и Гвен поняла, что они невзлюбили мисс Хиллиард еще больше, чем ее. По крайней мере, это у них общее.

Затем они снова посмотрели на Гвен, и ей стало ясно, что эта общая неприязнь к мисс Хиллиард никак ей не поможет.

— Вы, значит, тетя Гвендолин? — холодно спросила старшая.

Гвен кивнула:

— Да. А ты?

Девочка колебалась, словно не зная, стоит ли сообщать даже такие сведения.

— Это ты можешь ей сказать, — проговорила средняя. — Ее зовут Чарити (Милосердие), а ее вот Хоуп (Надежда). — Она кивнула в сторону младшей сестры. — А меня зовут Пейшенс (Терпение). — Пейшенс вежливо улыбнулась и посмотрела на Гвен с таким видом, словно отпускала ее. Такой вид очень любят напускать на себя девочки старше десяти лет, окидывая взрослых женщин сритическим взглядом. — А знаете, вы немного похожи ш нашу маму.

— Только вот она была хорошенькая, — добавила Хоуп. — чень даже.

Пейшенс задумчиво рассматривала Гвен.

— Эта тоже хорошенькая. Только не очень.

— Или, — глаза Чарити сузились, — я бы сказала, что она очень симпатичная.

Гвен встрепенулась:

— Я необычайно симпатичная. Или хотя бы могу такой быть.

Чарити недоверчиво фыркнула.

— Но в одном вы правы. — Гвен переводила взгляд с эдной сестры на другую. — Вы несправедливы. Мы только что встретились. Вы не дали мне возможности быть симпатичной или еще какой-нибудь.

Хоуп подбоченилась:

— А с какой это стати?

— Правда же, — Пейшенс скрестила руки на груди, — вы пока что этого не заслужили.

— Ерунда. Я не сделала абсолютно ничего такого, чтобы вы отказались от дружбы со мной. — И Гвен мысленно скривилась, услышав собственный голос.

Она говорила с этими девочками, единственными ее родственницами, в такой же собранной, твердой манере, в какой она всегда говорила с детьми, отданными ей на попечение. Говорила властным гувернантским голосом, в котором доброта лишь угадывалась. Гвен прекрасно понимала, что голос ее звучит не твердо, а жестко и скорее холодно, чем собранно. Она сделала еще попытку:

— О чем именно вы говорите?

— Мы говорим о том, где вы были с тех пор, как умерли мама и папа и почему вы не приехали за нами. — В глазах Чарити вспыхнула обида. — Вот о чем.

— Мама говорила, что, если что-то случится с ней или с папой, вы о нас позаботитесь, — сказала Пейшенс.

— Но я только что узнала о вашем существовании, — начала Гвен. — Не могла же я…

Хоуп не обратила внимания на ее слова.

— Сестры должны заботиться друг о друге. Мама всегда это говорила. Так поступают сестры. Так поступают члены семьи.

Вся троица согласно кивнула.

— Мама говорила, что наш дедушка больше не считается членом семьи, потому что он не любил папу, а ее семья — это папа. — Чарити сердито сверкнула глазами, словно в этом была виновата Гвен. — Значит, нечего и ожидать, что он полюбит нас.

— И потом, — Хоуп сверкнула глазами так же сердито, как и старшая сестра, — он умер. Как мама с папой. Только они в раю, а он, наверное, в…

— Этого достаточно, — резко оборвала девочку Гвен в своей лучшей гувернантской манере «без глупостей».

— В аду. — В голосе Чарити прозвучал вызов.

— В аду, — подтвердила Пейшенс.

— В аду, — кивнула Хоуп. — И будет гореть вечно в наказание за все свои грехи.

Сестры сердито-выжидательно смотрели на Гвен. Она и раньше видела такое выражение на лицах своих подопечных. У детей, единственной целью жизни которых было довести их очередную гувернантку до полного и абсолютного бешенства.

С этими детьми она явно не могла обращаться так, как обращалась с теми, даже если большую часть времени не они находились под ее опекой, а она была отдана им на растерзание.

— Знаете, вы к дедушке тоже несправедливы, — медленно проговорила Гвен, сознавая ироничность ситуации — она защищает своего отца! — Он был неплохим человеком. Но он не одобрил выбор вашей мамы, а она отказалась покориться.

— Все равно мы его не любим. — Голос Чарити звучал холодно. — И вас мы не любим.

Страшное и знакомое ощущение беспомощности охватило Гвен. Есть ли что-нибудь на земле более устрашающее, чем сердитые и непослушные дети? Она сама была почти ребенком, когда убежала из дома и впервые устроилась на место. Тогда она понятия не имела, как обращаться с детьми, точно так же, как и сейчас. И если говорить честно, каждый раз, когда ей приходилось оставлять работу, она оставляла ее с большим облегчением и мрачной решимостью в следующий раз все делать лучше.

С того мгновения, как умер ее отец, Гвен встречала каждую непреодолимую проблему, будь то бедность или неподходящее место, с той же решимостью. Панический страх, который никогда не оставлял ее, можно было подавить, только приняв одно решение.

Убежать.

И теперь ее тоже охватил знакомый страх.

— Очень хорошо. — Она расправила плечи. — Тогда ладно.

— Что вы имеете в виду? — В голосе Чарити звучало подозрение.

— Ну, вы сами сказали: я вам не нравлюсь. Ясно, что вы никак не хотите вызвать у меня симпатию к вам. И я тоже не хочу. — Гвен пожала плечами. — Кажется, мы в тупике. Я приехала сюда только для того, чтобы убедиться лично, хорошо ли о вас заботятся.