Книга Каменная гостья - Лада Лузина

— Ты думаешь, она способна отличить любовь от собственной прихоти?

— Я же сказала: она способна на все, — убежденно повторила Маша. — И в этом, пожалуй, она всегда будет сильнее нас.

Ковалева подошла к дальнему краю площадки. Андреевский спуск бежал вниз — там, внизу, с другой стороны горы Уздыхальницы стоял дом-музей Михаила Булгакова. Дом построил архитектор Горденин — он же возвел особняк, где расположился музей Леси Украинки. Конфетница «Маркиза» упоминалась в булгаковской «Белой гвардии»… Но у студентки не возникло соблазна объяснять проклятие «Короля» и «Маркиза» булгаковской мистикой. В киевском романе поминалось пол-Киева. А вокруг было предостаточно других кандидатов в подозреваемые: начиная от расположенной под их ногами Уздыхальницы, которую величали Лысой Горой часть киевлян, оканчивая официальной Лыской напротив и не исключая стоящую справа «нечистую силу» К. М. Дображанскую, чей офис располагался в пятидесяти метрах отсюда.

А потому Маша подумала лишь, что на первый взгляд совершенно не имеющие отношения друг к другу люди и вещи зачастую связаны в Киеве паутиной родственных нитей и причинно-следственных связей. Потому что Город един — и все, кого он принимает в себя, для него — как один организм. Диковинный винегрет: черти, мавки, король Англии, греческая богиня с совой… Но так уж построен их Киев: здесь сошлось сто путей, сто дорог, их линии слились в единый рисунок… Какой?

Это им и предстояло понять.

— С «Маркизом» все ясно, — сказала Катя. — Дом построен как храм, посвященный Деве Афине. И недаром за столь долгое время в нем по-настоящему прижился один ресторан… Точней, два. «Лейпциг» и «Маркиза». Ведь Афина — изобретательница и покровительница кулинарии. Кроме того, в «Лейпциге» праздновали свадьбы, а невесты в те годы были в основном девственницами. И боюсь, тому, кто хочет овладеть этим домом, нужно учитывать интересы сей ипостаси Великой Матери. Либо тоже открыть там кафе, ресторан. Либо ЗАГС. Либо, учитывая ее пристрастие к ткачеству и прядению, магазин тканей, одежды. На худой конец — конюшню или террариум. Афину называют «госпожой коней», про змей я тебе уже говорила… Но что с Ричардом? Я размышляла всю ночь. Почему коммуналка? И почему, как только ее расселили, дом опустел? А до того с ним творились всевозможные беды. За всю свою жизнь Ричард привечал только коммунальных жильцов и творцов — художников, скульпторов. Откуда у Замка такой пролетарско-богемный вкус?

Маша кивнула и пошла к правому боку горы, нависшей над внутренним двором Замка Ричарда.

— Думаешь, мы что-то выясним так? — спросила она. — Что ты надеешься увидеть?

— Сама не знаю, — созналась Катя. — Но ты единственная способна перейти в Прошлое, щелкнув пальцами. Мне, как и Даше, нужен для этого ключ от дома. Вот только беды этого дома начались еще до того, как он был возведен.

— Ты говоришь про пожар на стройке?

— Просто попроси Город: «Дай мне час, который нам должно узнать…»

Маша снова кивнула и трижды подпрыгнула на месте — они не пробыли на горе и десяти минут, но она продрогла до самых костей и больше всего ей мечталось, чтоб час, который им нужно узнать, был летним или хотя бы весенним. Не слишком элегантно, путаясь в длинной юбке, Ковалева перелезла небольшое ограждение, окружавшее мощеную часть горы, сняла варежку, смазанно щелкнула закоченевшими пальцами и сразу сообразила, что Катя права…

Пожара не было. Не было и самого дома. И кабы, воспользовавшись ключом и заклятием, они вошли бы в дом-замок, то плюхнулись бы прямо в свежую яму — вырытый котлован для фундамента. Катя стащила капюшон, Маша вторую варежку — обе остались в шубах… Киев нежила ранняя весна.

Город помолодел на столетье. Мучительно покосившийся нежилой дом на противоположной стороне Андреевского спуска вдруг выпрямился, встал бравым молодцем; дом рядом с ним, накрытый с головой зеленой сетью, как покрывалом покойник, — засиял новенькими окнами и вывеской «Цирульня». Спуск уменьшился, побелел — одноэтажные дома а-ля мазанки сияли белыми стенами. Разглядеть больше они не могли из-за крутого Андреевского поворота вниз да, если честно, и не пытались — им было на что посмотреть…

Место, где в Настоящем высился Замок Ричарда, окружал почти такой же строительный забор. Вокруг котлована стояли рабочие — но не в рабочей одежде. Похоже, у них был праздник. Судя по смешкам и долетавшим до них отдельным словам, многие были веселы и пьяны. Но все как один смотрели на высокого мужика в алой рубахе, проделывающего странные телодвижения. Бросив шапку на землю, он плясал вокруг нее, кривляясь и корча дикие рожи. Клоунские действия почему-то не казались смешными — в них был особенный завораживающий ритм и, несомненно, был смысл: он походил на шамана, танцующего с бубном вокруг лихого костра.

Внезапно алый мужик выхватил из рук одного из рабочих новенький топор и с силой подбросил его высоко в небо. Топор взлетел, сверкнул на фоне весеннего небосвода опасной молнией и рухнул обратно — прямо на голову алого. Тот не предпринял попытки отбежать — крутанулся на месте волчком против солнца, выкрикнул нечленораздельное и в последний момент, когда топор был в двух вершках от его головы, ловко поймал летящую смерть за топорище.

Публика ухнула, выдыхая страх и восторг, взвыла, восхищаясь опасным и смелым трюком.

— Ох и ловок колдун, ох и ловок!.. — крикнул молодой парень.

Однако то был вовсе не трюк.

— Жертва принесена, — громко и хрипло сказал алый мужик. — Дайте ей имя.

— Давай на Ваську… — пьяно и весело загоготал кто-то, указывая на соседа.

— Ну тебя. Ты не шути… Сам на себя закладывай, — обиженно одернул его стоявший рядом.

— Давай на тещу мою… Надоела до смерти! — засмеялся другой.

Все встретили его предложение дружным и одобрительным ржанием. Только теперь Киевицы заметили, что среди толпы артельщиков нет ни девок, ни женщин.

— Тогда лучше уж на мою бабу… — послышался новый голос.

— Нет, на мою куму…

— На мою свояченицу…

— Дайте ей имя! — опять прохрипел колдун. — Время идет…

— Давай на Ричардку клятого… Мочи нет уж терпеть, — сказал невысокий суховатый мужик в опрятной одежде.

— Родного пасынка со свету сжить хочешь? — уели его с ехидным смешком.

— Так это ж для смеха… — неуверенно процедил тот. — А коль и помрет, не беда. Никто о нем горевать не будет. Совсем разбойником стал… На Ричарда дом закладывай. Хоть какой из него Ричард? В романах имя себе вычитал и сам себя окрестил…

— Твое слово, смотри опосля не серчай, — хмуро сказал колдун в алой рубахе. Он размахнулся, ударил топором по бревну и внезапно, резко поднял глаза — два темных насмешливых глаза взглянули прямо на Катю и Машу.

— Он смотрит так, словно знает нас… — вздрогнула старшая из Киевиц.

А младшая щелкнула оттаявшими пальцами, вмиг возвращая их обратно. Настоящее встретило снегом и холодом, окатило ледяным ветром с Днепра. Но от волнения у Маши стало так жарко внутри, что захотелось скинуть шубу.