Книга Петля Мебиуса - Илья Новак

– Что-то я, братья… – промямлил усатый. – Что-то я как-то странно себя чувствую.

– Ага… – согласился волосатый, выпуская дым тонкими короткими змейками, которые, извиваясь и шипя друг на друга, быстро уползали наискось вниз и исчезали в земле. – Мнится мне, что в голове моей – черный пух, хлопья ненасытного мрака.

Кривоглазый, задумчиво нахмурившись и скосив правый глаз вверх, так что зрачок почти исчез под бровью, в то время как левый на щеке быстро вращался, подтвердил:

– И я, и я… уж таким эзотеричным себя ощущаю, братья…

– Как же, эзотеричным… сакральным до умопомрачения – тайным центром мироздания чувствую себя я.

– Оккультным… – не согласился волосатый, начиная покачиваться влево-вправо. – Я – Пуп Земли.

– Что там – оккультным… я чувствую себя трансцендентальным, как маятник Фуко.

– Маятник – тьху, плевое дело. Я ощущаю себя печатью Соломоновой…

– Ха, печать! – фыркнул кривоглазый. – Тоже мне, Гурджиевы дети… Я же – что твоя Великая Энеограмма!

Остальные уважительно примолкли.

Про Андрея на время забыли. Стараясь не привлекать к себе внимания, он встал и пошел в обход поляны, перешагивая через вытянутые ноги. Ассасины молча косили на него масляно блестящими глазами. Как же отсюда уйти? Земля в круге света от костра еще видна, но дальше – ничего…

– А с этим-то чё решим? – Усатый дернул Андрея за штанину, когда тот проходил мимо. – Давайте порешим?

Наступила пауза, затем ассасин хихикнул. Тут же отозвался кривоглазый, к нему присоединился волосатый, и вскоре вся троица дергала ногами, содрогаясь в приступе хохота.

Андрей, махнув рукой, сел, обнял колени и уставился на подбирающуюся к носкам дешевых интернатских туфель пузырящуюся лужу. Та под пристальным взглядом немного отползла и потянулась в обход.

Достав саблю, волосатый начал выписывать клинком разные фигуры, хихикая и помаргивая, когда острие свистело около носа. Дым он выдыхал небольшими порциями, в виде то маленьких черепов, то перекрещивающихся полумесяцев, то квадратов, то ромбов. Две птицы, привязанные к косичкам волосатого, сели ему на темя и стали выклевывать что-то из сальных спутанных волос. Шмель, рассерженно гудя, гонялся за стрекозой вокруг головы, выписывая орбиты, будто спутник вокруг планеты. Неподалеку что-то затарахтело; Андрей сначала поднял голову, потом вскочил, оглядываясь.

– Куда вы летите?! Надо вернуться за Андреем!

– В Атлантиду. Без нее нет жизни, лишь блеклое существование.

– Да ее же нет!

– А вот и есть. Она – мечта. Только в нее перестали верить, забыли – и она накрылась пеной ночи.

– Вы что несете? Какая пена ночи?! Это бред какой-то!

– Не бред, не бред. Друг твой ее видел в той роще, черная такая. Места всякие выедает, когда никто их не видит, не знает, не помнит… – Брежия вздохнул и отвернулся, глядя вперед.

Шар летел в сильном ветре, но невысоко, немногим выше крон деревьев. Прохладно – Валерка поежилась. И ничего не видно. Начало светлеть, но налившиеся густой синевой облака затянули землю.

– Что за пена ночи, вы объясните?

– А? – Брежия оглянулся, моргая, будто уже забыл о Валерке. – Это всё ассасины. Их один сумасшедший старик подсадил на клубодан, они ради него на все были готовы. А теперь с черного на белый перешли, совсем свихнулись.

Резкий порыв ветра качнул шар, и корзина накренилась. Валерия, вцепившись в локоть Брежии обеими руками, уперлась коленом в плетеный борт. Крестоносец ухватился за стропу, потянул – шар выровнялся. Но ветер становился все сильнее, гудел, подвывал. Корзину болтало.

– И при чем здесь эта пена?! – выкрикнула Валерка.

– Я ж говорю: это всё ассасины! – Брежия тоже повысил голос. – Как мамалюк захватил их замок, так Старец, предводитель ихний, сиганул с вершины Горы Мира, ага! А он один среди них мог клубодан делать. И как повелителя не стало, так они окончательно разум и утратили. Стали вырезать куски бытия. Мстят они так! Всем мстят! Мы потому и поднялись в небеса – чтобы они нас не достали, пока не пришел срок! – Теперь он не говорил, а кричал. – Ассасины же приноровились пену курить, и грезы их, фантазии – материализуются, и они ими пользуются, ездят на них или еще что…

На короткое время шум ветра стих, шар почти неподвижно завис над равниной у границы леса. Валерка перегнулась через край корзины, глядя вниз.

То, что вылетело из темноты, издавало натужное, с поскрипыванием и треском, жужжание. Как и в случае с крестоносцем, составляющие эту штуку элементы возникали перед взглядом Андрея по очереди, как бы сами по себе, и лишь затем складывались в единое целое. Сначала он увидел нос, черный и кожистый, а над ним – круглый темный глаз. Тот равнодушно глянул на Андрея, послав ему в лицо конус черного света, от которого всё вокруг сделалось мглистым и едва различимым, затем посмотрел в сторону, переместив конус вдоль полянки и погрузив во мглу ассасинов.

И только потом стала видна поросшая короткой шерстью спина с несколькими потертыми кожаными седлами, тугие бока в залысинах… Чуть позже возникли лапы – мощные, с вывернутыми наружу ладонями-лопатами. По бокам между лапами тянулись железные полозья в налете ржавчины, а из коленных суставов торчали педали вроде велосипедных, кривые и короткие. Между треугольными, прижатыми к голове ушками виднелась вилка руля, за который держался, восседая на загривке и медленно вращая жутко скрипящие педали, лопоухий ассасин.

Когда все элементы на глазах у Андрея медленно собрались воедино, он решил, что этот агрегат более всего напоминает крота, но очень уж большого, размером с корову.

– Чё застопорились, обреченные? – возопил приезжий, снимая ноги с педалей. – Верховный пришел!

Велокрот завис невысоко в воздухе. Нос затрепетал, ноздри расширились, втягивая витающий над поляной дурманный дымок. Агрегат судорожно дернул правой передней лапой, так что зазвенела, заколыхалась провисшая цепь, и оглушительно чихнул, при этом рывком отлетев на пару метров назад.

– Стоять, плешивый! – Седок крутанул педали, заставляя его вернуться на прежнее место. – Враги наши двигаются в последний поход, и нам до´лжно их всех на хрен покрошить. Грядет мировая гроза. Не попустим, братия!

Спрыгнув на землю, лопоухий начал пинками поднимать остальных.

– Приход у вас, ленивые? Залазьте на летягу и немедля в путь!

Все еще хихикая, усач, волосатый и кривоглазый полезли на велокрота. У кривоглазого левое око к тому времени сползло к подбородку и съежилось до размеров копеечной монетки. Птички, шмель и стрекоза, надышавшись темного дыма, который извергал волосатый, бестолково кружились, сталкивались и разлетались, образуя дрожащий нимб вокруг головы. Усач то и дело икал, выпуская дымовые пентаграммы, гептаграммы и звезды Давида.

Старший ассасин наконец заметил Андрея: