Книга Бессмертные - Клаудия Грэй

— Если побьешь машину, Ева поймает тебя и разорвет начасти. Помнишь Еву?

— Сука.

Надо понимать так, что он ее помнил. А как же еще? Джеромбыл председателем Жокей-клуба, а Ева — основательницей и почти единственнымчленом местного варианта ордена готов. Эти две группировки никогда не ладилимежду собой, и особенно пышным цветом их вражда расцветала в тепличнойобстановке средней школы.

— Напомни мне позже вымыть тебе рот с мылом, —сказал я и закрыл глаза — машина подскочила особенно резко, так что у меня чутьголова не оторвалась. Перед глазами замелькали красные сполохи, наводя на мыслиоб аневризме и безвременной смерти. — Не очень-то красиво говорить гадостиоб отсутствующих.

— Чтоб ты провалился.

— Ого, уже целых три слова! В следующий раз ты,наверно, выдашь настоящее полное предложение… Куда мы едем?

Взгляд Джерома свирепо буравил меня в зеркальце. В машинепахло нечистотами и еще чем-то неприятным, кажется гнилью. Вонючей, давно нестиранной одеждой бездомного, вымоченной в чане с тухлым мясом.

Я постарался не думать об этом, потому что мне и так хватало— вонь, и подскоки автомобиля, и боль в голове… Но особенно расслабиться мне неудалось, поскольку, сделав несколько поворотов, Джером с такой силой ударил потормозам, что я скатился с сиденья на пол и возмущенно заорал:

— Ой! Это вас в школе вождения для мертвецов такомуучат?

— Заткнись.

— Знаешь, по-моему, пребывание в ином мире должно былосущественно расширить твой словарь. Пройди курсы повышения квалификации иличто-нибудь в этом роде.

Автомобиль накренился — Джером выбирался с переднегосиденья, а потом задняя дверца распахнулась, он сграбастал меня под мышки иповолок наружу. Судя по источаемой вони, он все-таки относился к мертвецам, носилы ему было не занимать. Бросив меня на дорогу, когда-то выровненную ипосыпанную гравием, Джером двинулся в обход капота автомобиля. Я огляделся,щуря глаза. Примерно двадцать футов дороги отделяло нас от видавшего виды дома,обветшалого и покосившегося. Двухэтажный, старомодный, прямоугольный, онвыглядел лет на сто — или, может, за ним совсем не ухаживали. Вокруг здания шлаверанда, одна из тех, которые люди строят с целью ловить прохладные дуновенияветра, хотя в наших краях речь может идти только об относительной прохладе.

Я не узнавал этого места, что было странно, поскольку явырос в Морганвилле, знал в нем все закоулки и укромные местечки. Если хочешьуспеть повзрослеть здесь, навыки выживания необходимы. А значит, я сейчас не всамом Морганвилле. Поговаривали, что за его пределами есть фермы, но ихобитатели редко появлялись в городе, разве что имели разрешение от вампиров илиже искали быстрой смерти. Так что я понятия не имел, кто здесь живет, да иживет ли кто-нибудь, кроме Джерома, — в наши-то дни. Может, он уже съелмозги всех прежних хозяев, а я у него на закуску?

Я силился избавиться от веревок, но Джером крепко затянулузлы, и мои онемевшие пальцы плохо годились для выполнения этой задачи.

Когда я вышел на парковку перед закусочной, был конецрабочего дня, но сейчас огромное солнце на западе уже касалось пыльногогоризонта. Приближался вечер, небо было расцвечено всеми красками, от ярко-алогодо цвета индиго.

Извиваясь, я пытался передвинуть локоть таким образом, чтобыдобраться до переднего кармана, где сотовый телефон терпеливо дожидался, пока янаберу 911, но ничего не вышло. А между тем, как выяснилось, время мое было наисходе.

Джером вышел из-за автомобиля, схватил меня за воротникрубашки и потащил. Я мычал, и молотил ногами, и вырывался, и бился, словно рыбана крючке, но в итоге оставил лишь чуть более широкий след в пыли. Я не видел,куда он меня тянет. Пальцы Джерома, касавшиеся моей потной кожи, казалисьхолодными и сухими.

Бам-бам-бам — он протащил меня по острым и занозистымступенькам, царапавшимся даже сквозь одежду, а потом темная наклонная крышаотрезала от меня зрелище заката. Крыльцо было ровнее, но не менее занозистое. Яснова попытался вывернуться, на этот раз приложив все свои силы, но Джеромтреснул меня затылком о деревянный пол. Снова красно-белые вспышки — мой личныйсигнал чрезвычайного положения.

Когда они прекратились, я понял, что меня тащат через порогво тьму.

Вот дерьмо!

Всякая бравада покинула меня. Я был всерьез напуган, сердцеколотилось как бешеное, и воображение рисовало тысячу ужасных способовпогибнуть здесь, в этой вонючей, нагретой солнцем комнате. Я лежал на жесткомзаплесневелом ковре, мебель вокруг выглядела заброшенной и пыльной — по крайнеймере, та, что еще не развалилась на куски.

Странно, но сверху доносился звук работающего телевизора.Шли местные новости. Официальные вампирские дикторы сообщали о незначительныхпроисшествиях и международных делах — ничего, что могло бы взволновать массынаселения. Не новости, а опиум для народа.

Звук наверху выключили, и Джером отпустил меня. Я шлепнулсяна бок, потом лицом вниз, потом принялся извиваться, пытаясь встать на колени,но лишь набрал полный рот пыли. Позади послышалось сухое дребезжание.

Это смеялся Джером.

— Смейся, пока можешь, шут гороховый, — проворчаля и сплюнул.

Вряд ли он видел «Ковбой Банзай», но попытаться стоило.

Ступеньки заскрипели — кто-то спускался со второго этажа. Ясменил позу, потому что хотел увидеть злобного зверюгу, автора спектакля омоей, скорее всего, ужасной смерти…

Проклятье!

— Привет, сын, — сказал мой папа ФрэнкКоллинз. — Извини за все это, но я знал, что по доброй воле ты сюда непоедешь.

Веревки развязали — после того, как я пообещал быть хорошиммальчиком и не пускаться в бегство при первой же возможности. Отец выглядел вцелом как обычно: недобрым, но сильным. Начинал он просто как грустныйалкоголик, напивающийся время от времени, но после смерти моей сестры —несчастного случая или убийства, выбирайте сами — он совсем потерял контрольнад собой. Как и мама. Как и я, если уж на то пошло.

Когда это произошло, отец стал все чаще из грустногоалкоголика превращаться в злобного, беспробудного пьяницу, одержимого охотой навампиров. Ненависть к ним копилась в нем не один год и взорвалась, словностарая тротиловая шашка, когда умерла мама. Возможно, она покончила с собой. Номы с папой оба в это не верили. Во всем были виноваты вампиры — как и в прочихужасах нашей жизни.

Так, по крайней мере, я считал раньше, а папа и до сих пор.

Я чувствовал исходящий от него запах виски. Джером,продолжая источать вонь тухлого мяса, плюхнулся в кресло в углу и теперь читалкнигу. Забавно. В бытность живым Джером не сильно увлекался чтением.

Послушно сидя на старой, пыльной кушетке, — главнымобразом, потому, что онемевшие ноги меня не держали, — я пыталсявосстановить циркуляцию крови в пальцах. Обниматься мы с папой не стали. Онрасхаживал по комнате, и растревоженные пылинки повисали в воздухе, мерцая втусклом свете, пробивающемся сквозь грязные окна.