Книга Откройте принцу дверь! - Наталья Александрова

Тут я подумала, что ей-то, в полной мере обладающей всеми этими качествами, в семейной жизни они не помогли. Ясно, что мужики, несмотря на ее видное положение, бегут от ее жуткой физиономии и скрипучего голоса, как черт от ладана. А может, все дело в ее непроходимом занудстве? В моем случае, однако, Валентина проявила некоторые человеческие черты – злобу и зависть. Это же надо – завидовать мне со школы! Девчонке без отца, без матери, без денег и связей! Просто патология какая-то! Вот бы Генка Козлов узнал!

– Успокойся, – устало сказала я. – Муженек бросил меня, потому что нашел другую – помоложе и понахальнее. Так что трудолюбие тут ни при чем. Будь здорова, желаю дальнейших успехов в работе!

Если вы думаете, что этот разговор меня сильно расстроил, то глубоко ошибаетесь – после того, что устроили муж и Альбина, мне многое стало нипочем. Но до чего же Валентина меня ненавидит! А может, не меня, а всех мало-мальски привлекательных женщин. Казалось бы, каждому свое – кто-то удачно выходит замуж, кто-то делает карьеру, твердо стоит на ногах и так далее.

«Будь довольна тем, что у тебя есть!» – всегда говорила бабушка. Я-то была довольна своей семейной жизнью, да что там – я была просто счастлива и досадную неприятность в виде Альбины с ее капризами и болезнями воспринимала стоически.

Нет, такую зависть надо в себе гасить, а то еще заболеешь…

В одном Валентина права: на карьере бухгалтера можно поставить крест, я и вправду ничего не помню из того, чему училась.

Пойти в поломойки я всегда успею. Да это для меня не выход. Мне нужна хорошо оплачиваемая работа, чтобы можно было снимать квартиру. Потому что о том, чтобы начинать процедуру развода и раздела имущества, я не могла и подумать. Только представить себе, что эти двое вывалят на меня на суде! Да еще наймут адвоката, который докажет, что я вообще ни на что не имею права.

То есть со временем все это придется сделать. Но не сейчас, когда при одном воспоминании о той ночи у меня начинают трястись руки, в ушах стучит паровой молот и в тело вонзаются тысячи иголок.

Какое-то время я перекантовалась у Петюни. Правда, это был тот еще вариант: Петюня по части аккуратности что-то среднее между ангорским хомяком, страдающим тяжелой формой шизофрении, и орангутангом подросткового возраста, и дома у него обстановка, как на складе хозтоваров после девятибалльного землетрясения. Я попыталась было навести там какое-то подобие порядка, но он меня чуть не убил. Оказывается, на тех рваных и скомканных бумажках, которые я вымела из-под обеденного стола, у него были записаны важные телефоны и еще более важные мысли. А гнилая деревяшка, отправленная мной в мусоропровод, – ритуальный жезл шамана северного племени цевен. И вообще, он долго внушал мне, что каждая вещь в его доме лежит на специальном, проверенном временем месте, и переложить ее – это акт вандализма и глубокого неуважения к его сложной и ранимой личности.

Так что волей-неволей мне пришлось терпеть этот устоявшийся «порядок».

Кроме того, представьте, каково молодой женщине, не совсем еще махнувшей на себя рукой, жить в одной квартире с одиноким мужчиной, пусть даже и родственником! Нет, не подумайте, что Петюня ко мне вязался, он ведь действительно мне брат, хоть и троюродный, но ежедневно натыкаться на него, выходя из ванной, завернувшись в махровое полотенце… согласитесь, это нервирует.

Однако положение мое было безвыходным, и я стоически терпела все эти неудобства. Тем более что Петюня старался помочь мне с работой по мере сил – вот, узнал, что на киностудии проходит кастинг, и пристроил меня туда. Я пошла с надеждой, что меня выберут и появятся работа, слава и деньги. И Володька еще очень пожалеет, что так по-свински со мной обошелся.

Возле неприметной двери сидел на корточках маленький тощий человек с полуприкрытыми коричневыми глазами.

– Здорово, Ченг! – проговорил Сидни, остановившись перед дверью.

Ченг приоткрыл коричневые глаза, посмотрел на белого пристальным, немигающим взглядом змеи, приподнял полу куртки, так что стал виден узкий кривой нож.

– Ты с ума сошел, Ченг! – прошипел Сидни, попятившись. – Ты знаешь меня сто лет!

Ни один мускул на лице Ченга не шелохнулся.

Сидни полез в карман, достал оттуда стершуюся монету с дыркой посредине, показал Ченгу. Тот расплылся в фальшивой улыбке, забормотал:

– Задравствуйте, гасападин Лэнс! Как падживаете, гасападин Лэнс! Чито-то вас давно не было, гасападин Лэнс!

Он открыл дверь, и Сидни проскользнул в душную темноту, бросив привратнику мятую пятерку.

Пройдя по темному кривому коридору, где пахло кровью и специями, он толкнул следующую дверь и на мгновение оглох.

В низком зале, тускло освещенном несколькими качающимися под потолком лампами, яблоку негде было упасть. Сотни лиц – желтых, кофейных, нездорово серых, почти черных – сливались в сплошную колышущуюся массу, жующую, орущую, ругающуюся на десятке языков. Здесь были бледные, истощенные лица курильщиков опиума, завсегдатаев китайских притонов и неестественно блестящие, возбужденные глаза любителей гашиша. Но сейчас все они были охвачены одной всепоглощающей страстью.

В центре зала, в единственном ярко освещенном квадрате, бешено наскакивали друг на друга, отступали и снова бросались в атаку два бойцовых петуха.

Бой продолжался уже достаточно долго, и петухи были залиты кровью, как будто уже побывали под ножом мясника. С первого взгляда было видно, что один уже обречен – сбитый на сторону окровавленный гребень, неуверенная походка, а самое главное – тусклые, потухшие глаза, в которых уже погасла воля к победе, к жизни…

Второй петух прыгнул вперед, нанес сильный, безжалостный удар – и зал взорвался криком: бой закончен.

Старый китаец вышел на ринг, прошелся тряпкой, стер кровь, бросил в ведро побежденного – и на ринг вынесли новых бойцов.

Сидни торопливо протолкался к Массису.

Толстый малаец торопливо принимал ставки, писал на клочках бумаги свои условные значки.

– Здравствуй, Ли… – проговорил Сидни, и собственный голос показался ему фальшивым.

– Здравствуйте, мистер Лэнс! – Круглое лицо букмекера стало еще круглее, словно у сытого кота при виде сметаны. – Никак вы принесли мне должок?

– Нет, Ли, я пока не принес тебе денег… – пробормотал Сидни, самому себе становясь отвратительным. – Я скоро с тобой рассчитаюсь. Не мог бы ты поверить мне в долг?

– В долг? – букмекер перекосился, как будто раскусил лимон. – Мистер Лэнс, сколько вы мне должны?

– Я точно не помню, Ли…

– Зато я помню! Я очень хорошо помню!

– Последний раз, Ли, последний раз!

– Мистер Лэнс, вы мне это уже говорили! – Букмекер поскучнел и отвернулся к высокому филиппинцу, который трясущимися руками тянул ему смятые деньги.