Книга Волшебный город - Наталья Александрова

– Как – кому? – возмущенно воскликнул Пузырев. – Вы только взгляните! Вы взгляните! Вы все сами поймете! Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, я правильно говорю?

Он повернулся, жестом пригласив капитана за собой, и направился в комнату. Островой, сверившись с планом, понял, что это именно та комната, окно которой выходит во двор, и последовал за хозяином. Он решил подыграть тому, чтобы использовать его как свидетеля.

Комната была обставлена неказистой мебелью семидесятых годов прошлого века – непременная «стенка» с сервантом, тумба с телевизором, обеденный стол, накрытый клетчатой синтетической скатертью, диван-кровать и продавленное кресло.

Возле единственного окна стояла стремянка, на подоконнике лежал большой черный бинокль.

– Вы только посмотрите! – возмущенно воскликнул Степан Степанович, подходя к окну. – Вы только взгляните! Разве в таких условиях можно отдыхать? Я правильно говорю?

Он слегка раздвинул шторы и пригласил Острового к окну. – Вы только взгляните… второй этаж, третье окно справа!

– Но там ничего не видно! – проговорил Островой, взглянув на третье справа окно. Одновременно он убедился, что отсюда отлично видно окно профессорской квартиры, то есть Пузырев действительно может быть ценным свидетелем.

– Как не видно? – всполошился Степан Степанович. – Ах, ну да, отсюда плохо видно… а вы заберитесь на стремянку и возьмите бинокль, тогда все увидите!

Островой послушно взобрался на стремянку, взял из рук хозяина бинокль и направил его на окно.

– Теперь вы видите? Вы видите? – горячился внизу Пузырев.

Капитан подкрутил колесико и наконец увидел за окном просторную комнату, в которой перед мольбертом стоял художник в заляпанной краской рубахе. В глубине комнаты на тахте полулежала обнаженная женщина с густыми рыжими волосами.

– Он постоянно принимает у себя в квартире голых женщин! Разве в таких условиях можно нормально отдыхать? – восклицал Степан Степанович. – Я правильно говорю? А мне нужен полноценный отдых, потому что у меня очень ответственная работа! Я работаю ночным сторожем в канцелярском магазине, поэтому должен высыпаться днем, а разве можно выспаться в таких условиях? Поэтому я сигнализировал в органы об антиобщественном поведении гражданина Овсянкина!

– Постойте, – попытался перебить его капитан. – Но это же его работа, он художник…

– Художник от слова «худо»! – быстро отреагировал Степан Степанович. – И вообще, разве это работа, когда дома? На работу человек должен ходить! Или ездить на общественном транспорте! Работа должна быть… по месту работы, а не дома! Если дома, да еще с голыми женщинами – это не работа, а разврат! Я правильно говорю?

– Как вам сказать… вообще-то, Степан Степанович, я пришел по другому вопросу. В соседнем доме на днях произошло серьезное преступление. Из квартиры вынесли большие материальные ценности, причем вынесли их через окно. Поскольку вы человек… наблюдательный, вы могли что-то видеть. Я правильно говорю?

– Меня посторонние дела не интересуют! – строго возразил Пузырев. – Я человек занятой! У меня своих дел хватает!

– Да что вы говорите? – Островой выразительно взглянул на бинокль, но Степан Степанович не понял намека.

– И вообще – когда, вы говорите, случилось это ограбление?

– В ночь со вторника на среду.

– Ах в ночь! – Пузырев заметно повеселел. – Ну так я точно ничего не видел! Я же вам говорил – я по ночам работаю, нахожусь по месту основной работы в канцелярском магазине…

– Жаль, очень жаль! – вздохнул Островой, возвращая Степану Степановичу бинокль. – Значит, вы ничем не можете помочь следствию!

– То есть как это – ничем? – возмутился Пузырев. – Я могу дать показания относительно антиобщественного поведения гражданина Овсянкина…

– Нас это пока не интересует! – отрезал капитан и покинул квартиру Пузырева.

Переведя дыхание, он посмотрел на часы и понял, что его рабочий день давно закончился.

Этим утром Вета встала рано, и когда вышла из душа, из комнаты свекрови доносился ровный храп. Она поставила воду для кофе и пошла одеваться. Муж спал на середине кровати, на лице его было написано удовлетворение и еще что-то. Вета пригляделась внимательнее. Какой-то он стал… не такой, как всегда. Но, возможно, ей просто кажется, потому что она рассматривает его спящего.

От ее взгляда муж открыл глаза.

– Что? Надо вставать?

– Спи, рано еще. – Вета погладила его по плечу, он отвернулся к стене и спрятался под одеяло.

«Белье постельное пора менять», – машинально подумала Вета и вышла на кухню.

Там уже сидела свекровь и пила Ветину порцию кофе. С сахаром и сливками.

– Доброе утро, – вздохнула Вета и положила себе растворимого.

– У тебя неприятности? – спросила свекровь, отрезая толстый кусок кекса с изюмом и обильно смазывая его маслом.

Она всегда ела с большим аппетитом калорийную пищу, но, надо отдать ей должное, не толстела. Видно, все процессы в ее организме протекали правильно.

– С чего вы взяли? – буркнула Вета.

– Выглядишь плохо, – бухнула свекровь, – и нервная очень стала.

После чего подвинула Вете импровизированный бутерброд. Кажется, это было впервые – чтобы свекровь о ней позаботилась. Вета так удивилась, что откусила кусок невыносимо жирного кекса.

Свекровь смотрела выжидающе – видно, ждала извинений за вчерашний скандал.

«А вот не буду!» – упрямо подумала Вета.

После кофе жизнь стала казаться не такой беспросветной, муж по-прежнему крепко спал, и Вета решила перед работой съездить в больницу к Мефодьевне, навестить старуху и отвезти ей страховой полис и чистое белье.

Поднявшись на третий этаж больницы, она прошла мимо привычно пустующего поста дежурной медсестры, вошла в знакомую палату…

Койка Мефодьевны была пуста, застиранное больничное белье аккуратно заправлено, и сама эта нищенская аккуратность безжалостно сообщила Вете, что произошло.

– Померла твоя бабушка, – оживленно проговорила ей та самая соседка Мефодьевны, которая прошлый раз вязалась с разговорами. – Померла, болезная, нынче ночью!

На лице бабки была написана неуместная радость – она радовалась тому, что сама еще жива и что может сообщить молодой посетительнице такую важную новость.

– Говорила я, что нужно ей батюшку привести! – не унималась соседка. – А так она не по-христиански умерла, не по-людски…

Вета резко развернулась и пошла прочь.

Ей стало неожиданно больно, больно и стыдно. Почему она вчера поленилась, не навестила Мефодьевну перед смертью? Конечно, она не знала, как мало осталось старухе жить, но должна была, должна была еще раз на нее взглянуть, еще раз подержать в своих руках сухую морщинистую руку несчастной!