Книга Тени Авалона - Алексей Олейников

– Здесь есть кафе? – поразилась Дженни. – И там подают кофе глясе[29]?

– Там есть все. Одних коктейлей больше тысячи. «Холодные берега», «Трое из леса», «Многорукий бог», «Посмотри в глаза чудовищ», «Герой должен быть один»… – принялся перечислять Марко. – Последний мой любимый, кстати. Берется вкрутую сваренное яйцо…

– А картошка фри?! – оборвала деда Дженни. – С рыбой? Я до смерти соскучилась в Норвегии по нормальной еде.

– Беги обувайся.

Дженни направилась к гардеробу. Марко подошел к распахнутому окну. Улыбка застыла на его лице, как забытое пальто в гардеробе, – одиноко, потерянно, бессмысленно. Он залпом допил содержимое стакана.

– Тьма из-за пределов мира? – сказал он морю и солнцу, что танцевало на лазоревой глади. – Нет, Господин Охоты, ты забрал кусок моей жизни, ты увел Эдну, но Дженни я тебе не отдам.

Глава девятая

Кафе «Последняя песня» угнездилось у подножия Башни Дождя, на широком скальном уступе. Отгородившись от пропасти заборчиком темного дерева, выкатив на каменистую ладонь скалы легкомысленные столики и ажурные стулья, раскинув зонтики, кафе старалось изо всех сил производить впечатление обычного туристического местечка. Из тех забегаловок, что ждут туристов в конечной точке их маршрута из жаркой долины к холодным вершинам. Когда разгоряченные, еще несущие в себе тепло низин и влагу морского берега, туристы вываливаются в прозрачный, выветренный от запахов и признаков жизни воздух высокогорья. Оглядываются, еще не понимая, куда попали, и вдруг ежатся, даже не от пронизывающего ветра, а скорее от пробирающего до костей отсутствия жизни. Горы стирают человека с лица земли своим присутствием, уничтожают его в его малости, и тогда человек в ужасе кидается к теплу, к очагу, к еде, ко всему, что символизирует жизнь. «Все это есть у нас!» – гостеприимно распахивают свои двери кафешки и рестораны. Потому на горных курортах всегда забиты все едальни – люди в них прячутся от невыносимого великолепия гор.

Так и «Последняя песня» притворялась средиземноморским ресторанчиком средней руки – отчаянно, до белых занавесок в окнах, горшочков с примулами и спящих на подоконниках кошек удивительных мраморных расцветок. Над площадкой плыли запахи мяты и орегано, тмина и корицы, запахи тушенных в оливковом масле и вине мидий и фаршированных козьим сыром осьминогов, а следом их догоняли запахи свинины под медовым соусом. Фонарики по краю ограды качались на легком ветру. Курорт, да и только…

Снимай, Дженни, серебряной ложечкой тающий айсберг мороженого в своем бокале с кофе глясе, звени стеклом и серебром, смотри, как блещет море, слушай, как плещут волны внизу. Только не поднимай глаза, когда на тебя падает тень от облака, потому что прямо над головой – белая башня, как парус огромного корабля, и вершина ее увенчана облаками. Чайки парят над тобой, клювы их отливают золотом, их голоса пронзительны.

Увидишь и разом понимаешь, что нет ничего обычного в этом месте, и даже кафе до последнего гвоздя в ограде не от мира того, из которого ты прибыла…

– Это и есть Авалон? – Дженни аккуратно собрала ажурную пенку, постучала по краешку бокала. Кофе не бодрил, а скорее тревожил, выводил из состояния равновесия, в каком она толком и не была. Может, все дело в здешней воде?

– Один из островов, – ответил дед. Он ничего не заказал, а все поглядывал на море и писал в пухлом дневнике в потрепанной кожаной обложке, пока Дженни поглощала фиш энд чипс[30], шумно радуясь родной пище. Лицо его, заостренное и хмурое, слегка посветлело.

– Авалон – это архипелаг. Здесь около девяноста островов. Там столица, – он махнул на запад, – Янтарный остров. Там Великий Совет, там Врата Фейри. А мы на острове Службы Вольных Ловцов. Тут у нас… вернее у них, экзопарк, тренировочный полигон, мастерские Сатыроса. Есть еще остров Лекарей, с Замком Печали, где сейчас держат Фреймуса…

– Он здесь?! – вскинулась девушка. – Вы что, с ума сошли?

– Темнику придется ответить за нарушение договоренностей между темниками и Магусом. Он призвал демониев, он напал на Магус Англии…

– Да его надо было в бетон закатать при первой возможности… – Дженни сама не заметила, как схватила салфетку и принялась ощипывать ее края.

– Стоило бежать на Авалон, чтобы найти здесь того, от кого бежала, – с нервным смешком заметила она.

– Здесь Фреймус тебе не навредит. Его надежно охраняют. Берегут для суда.

– Хочется верить. – Слово – щипок, слово – щипок, и салфетка лохматится по краю, обрастает бахромой. – Но не получается. Ты не знаешь его, Марко. Он жестокий, хитрый и… жестокий. Знаю, что повторяюсь, не поправляй. Он… зря вы его привезли сюда!

Дженни было не по себе. Шутка ли – она проделала такой путь, а в конце ее встречает Фреймус! Хорошенькое дело.

«Беги на Авалон, прячься за краем мира, там тьма тебя не достанет! Вот же присоветовала шаманка. Да тут тьма с доставкой на дом!»

Дженни гневно швырнула разодранную в клочья салфетку, и та поплыла над пропастью, как диковинная птица.

– Это большая ошибка, Марко, – твердо заявила она. – Я ничего не знаю об Авалоне, но я знаю Щелкунчика. Он никогда бы не сдался без какой-нибудь подлой задумки. Он опасен!

– Разумеется, опасен. Но Магус не может его казнить без суда. Сомневаюсь, что его вообще можно казнить, – он занимает слишком высокий пост в иерархии темников, а у нас с ними есть договоренности… о взаимном уважении, так скажем. Если бы он не выпустил демониев из Тартара, то вообще бы вышел сухим из воды.

– А так немного подмок? Его засадят хотя бы лет на триста?

– Ничего хорошего его не ждет, – усмехнулся Франчелли. – Все его планы пойдут прахом, я тебе обещаю.

Он перевел разговор на другую тему:

– Я тут договорился, к тебе прикрепят гида…

Дженни выронила ложечку, и та звякнула в бокале.

– Кого?!

– Гида, экскурсовода, провожатого…

– …надсмотрщика, дрессировщика, конвойного, – продолжила девушка. – Какой гид? Мне нужен ты. Никакой гид или гидра тебя не заменит!

Марко потер переносицу. Дженни напряглась. Когда у деда появлялся такой взгляд, хорошего ждать не приходилось. В былые безмятежные времена это сулило бы появление на горизонте миссис Томпсон из отдела семейного образования или еще какую-нибудь неприятную, но обязательную необходимость.