Книга Боги Абердина - Михей Натан

* * *

Прошло уже тридцать дней после той странной вечеринки в доме доктора Кейда, где я оказался вместе с Артуром и компанией. Уже пятую неделю я все еще не мог выбросить мысли об этом из головы. В сознании постоянно прокручивались все детали — стеклянный взгляд Хауи, плохо сидящий костюм Дэна, мягкая агрессивность Арта и пугающая красота Эллен. Я продолжал видеть Артура на занятиях, но он стал столь же отстраненным и далеким, как актер на экране. Такого человека я мог слушать и наблюдать, но не контактировать с ним. У меня все еще оставались предназначенные для него книги из библиотеки, три странных старых тома, — «Index Expurgatorius» («Каталог оправданий») Абрама Осло, еще один массивный том под названием «Универсальный компендиум Гилберта» и репринт изданного в 1898 году «Index Librorum Prohibitorum» («Каталога запрещенных книг»). Я держал их в своей комнате, словно жертв похищения. Они лежали стопкой на моем письменном столе и ждали, когда Арт выяснит у Корнелия Грейвса, что они находятся у меня. Но Арт ничего не говорил, а Корнелий, похоже, забыл, что отдал их мне. Поэтому я и оставил их там собирать пыль и следы от чашек, которые ставил на книги во время поздних вечерних занятий.

Я избегал встреч с Николь после поспешного ухода из ее комнаты. Когда девушка, наконец, развеяла напряжение, она сделала это в своем излюбленном стиле. Николь подкралась ко мне сзади в вестибюле Падерборн-холла и обняла, прижавшись всем телом. Ее темные волосы упали мне на плечи.

Я попытался извиниться за то, что так резко покинул тогда ее комнату, но она прикрыла мне рот рукой, пахнущей ванилью.

— Пожалуйста, — сказала девушка, — давай без лирики, ладно?

Над дверным проемом студенческого союза висел нарисованный от руки плакат. На нем рекламировался атлетический пробег, в котором будет участвовать команда Абердина. Николь стала координатором команды.

— Тебе действительно следует подумать о том, чтобы больше участвовать в студенческой жизни, — заявила она мне. — Ты никогда не хотел записаться в какую-нибудь спортивную команду? Не устал от отсутствия друзей?

— У меня есть друзья.

— Назови хотя бы одного.

Я остановился и улыбнулся ей.

— Ты, — сказал я.

Николь рассмеялась:

— Я имею в виду настоящих друзей.

— А ты не настоящая?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду… — она ухватила меня за руку и потащила за собой. — Настоящие друзья не трахаются.

Пришлось снова остановиться.

— У нас был секс?

Николь прикусила нижнюю губу.

— Еще нет.

Пришлось отвернуться, у меня горело лицо.

«Оставайся спокойным, скажи что-нибудь умное», — повторял я себе.

Мы направились через университетский двор. Николь все время что-то говорила. Она сообщила мне, что хочет перебраться в Нью-Йорк и работать в художественной галерее, которая принадлежит ее тете. Я почти не слушал, погруженный в собственные мысли, и вдруг увидел парня, который шел по траве перед нами. Он был одет в костюм, а в руках нес кожаный портфель. Я снова взглянул на него и узнал — это был Дэн.

Я взял Николь за руку и повел в противоположном направлении.

— Эй, — сказала она, нахмурилась и выдернула руку, затем поправила манжеты на блузке, — что с тобой?

— Не хочу, чтобы он меня видел, — пояснил я. — Это один из тех парней, про которых я тебе рассказывал.

Девушка бросила взгляд через плечо.

— О-о, — она понизила голос до шепота. — Сумасшедший?

— Нет. Просто подождем минутку, пока он не отойдет подальше.

— Ты ведешь себя глупо.

— Нет.

Она сложила руки у рта рупором.

— Эй, ты! — заорала она вслед Дэну.

У меня внезапно возникло желание бежать, а лучше — спрятаться за деревом или нырнуть за угол здания.

— Если ты должен ему денег, то лучше доставай бумажник, потому что он идет сюда.

— Зачем ты это сделала? Ты же знаешь…

Я заткнулся. Дэн стоял перед нами и вежливо улыбался. Он держал ручку портфеля двумя руками перед собой. Костюм был хорошо отглажен, но оказался слишком велик, к тому же — с квадратными плечами. Одежда болталась на Дэне, как на вешалке, ему приходилось подворачивать манжеты. Нижняя часть брюк топорщилась на ботинках. Тонкая шея торчала из слишком большого ворота темно-серой рубашки.

— Рад снова видеть тебя, — кивнул он мне.

Я представил ему Николь, и Дэн осторожно протянул руку — так, словно приветствовал женщину в вечернем платье на официальном мероприятии. Они обменялись рукопожатием. Девушку эта встреча позабавила и удивила одновременно.

Дэн поднял голову и прищурился.

— Красивый день. Перистые облака — и ничего больше.

— Да, ты прав, — сказал я.

Николь странно посмотрела на меня, я одними губами спросил у нее:

— И что теперь?

— Все дело в высоте, — продолжал Дэн, продолжая глядеть в небо. — Перистые облака формируются на высоте в пять миль. На высоте в две мили появляются кучевые облака. Посмотрите вон одно кучевое. Их всегда можно определить на голубоватой пелене.

Николь вытянула шею и прикрыла от солнца глаза рукой.

— Черт побери, ничего не вижу, — заявила она.

— Как дела в доме? — спросил я.

— Как обычно, — ответил Дэн. — Полно работы, недостаточно времени. А как твои экзамены?

Я сунул руки в карманы, решив выглядеть чуть иначе. Я точно не знал, кого хочу изобразить — молодого повесу, лихого парня или кого-то еще.

— Неплохо. Все «А», — сообщил я.

— Поздравляю, — сказал Дэн.

Я тупо кивнул.

Николь вела себя поразительно тихо. Она изучала собственные ногти, широко разведя пальцы в стороны и вертя ими.

— Послушай, — Дэн поставил портфель на землю и поднял руки вверх, ладонями ко мне, словно я направлял на него пистолет. — Я не очень хорошо умею это делать, поэтому скажу просто: думаю, ты способен выполнять нужную работу.

— Ты о чем?

Он моргнул.

— Я просто удивился, и все, — заявил он.

— Чему удивился?

— Твоему решению. Я думаю, что ты стал бы отличным дополнением к команде.

— Доктор Кейд хотел, чтобы я в нее вошел? — недоверчиво спросил я.

— Конечно. А ты разве не… — он замолчал. — Я пытался тебя найти всю прошлую неделю. Мне пришлось оставлять сообщения у вашей старосты, потому что она отказывалась сообщить твой номер телефона.

Я посмотрел на Николь. Девушка обтачивала ногти пилочкой, а тут остановилась на полпути и приподняла бровь. Старостой в Падерборн-холле была Луиза Холс, ужасно тощая, злобная девица, которая практически ничего не делала — только сидела у себя в комнате и слушала музыку, включив ее на полную громкость. Ее комната находилась рядом с моей. В тех редких случаях, когда она покидала ее, Луиза сидела за столом в холле, проверяла почту и документы у студентов, хотя всех знала в лицо. По ночам ее часто мутило от обжорства. Для меня это служило будильником.