Книга Куршевель. Dounhill. Записки тусовщицы - Наталья Нечаева

– Даш, ты чего? – Юлька перепугалась. Она всегда пугалась, когда я вдруг начинала говорить стихами. А стихов я знала много. Особенно про несчастную любовь.

– Какой ответ? Одну суровость. Не правда ль? Вам была не новость смиренной девочки любовь? – Моя рука вертела визитку с телефонным номером, а моя голова вертела картинки, как «мой бедный Марат», не дождавшись меня, пускается во все тяжкие.

– И ни одного моста он теперь не построит, – печально заключила я.

– Дашенька, – заискивающе и жалостливо, как безнадежно больную, погладила меня по руке Юлька. – Какой мост? Кто не построит?

– Мой бедный Марат, – объяснила я.

– Нашла бедного! – возмутилась Юлька. – Да он богаче папы!

– Спектакль, – коротко ответила я. – Пьеса так называется «Мой бедный Марат».

– Про дядю Марата? Во, дает! Значит, уже и театр купил? А я не знала. Надо папахену такую мысль подкинуть. Может, мне тогда артисткой стать?

Что толку разговаривать с бестолочью!

– Арбузова пьеса, – пояснила я. – Очень хороший драматург.

– Ясное дело! – кивнула Юлька. – За свои деньги да плохое покупать? Они ж не полные придурки!

Нашу интеллектуальную беседу, сопровождающуюся печальным переодеванием, прервал телефонный звонок.

– Девчонки! – засюсюкала в трубку далекая Галка. – Как вы там?

– Хорошо, – сказала я и передала мобильник Юльке.

– Что делаете? – спросила соскучившаяся мать.

– Только встали, – зевнула примерная дочь.

– А легли когда? Поздно, наверное?

– Конечно! – обиженно шмыгнула носом моя племянница. – Часов в восемь уже спали. Дашка мне шага ступить не дает!

– Умницы! – умилилась Галка. – Правильно. Отдыхайте, набирайтесь сил, а по тусовкам вы и в Москве походите.

– Слышала? – хихикнула Юлька, отключая телефон. – Как приятно быть честной. Непривычно, конечно. Зато теперь мать с отцом со спокойной душой будут шляться по кабакам и прожигать жизнь.

– Главное, чтоб душа за ребенка была спокойна, – философски произнесла я.

– Слушай, давай дяде Марату звони! – распорядилась Юлька. – А то он на нас обидится.

– Я? – Во мне немедленно заговорила девичья гордость. – С какой стати?

– Ну, давай я позвоню, – не стала спорить Юлька. – Какая разница? А то так вся жизнь мимо пройдет. – Тут же вытянула из моих пальцев заветную картонку, набрала номер и защебетала. – Дядечка Маратик, это Юля! Ну, Юлдуз Рашидова! Вы нас простите, мы вчера так накатались, так с трамплинов напрыгались, так от фристайла устали, что пришли и вырубились! Как мертвые! Вы, наверное, заезжали? Да? Нам сказали. Сейчас? В фан-парк собираемся. Нет, мы решили день на лыжах, день на бордах. Конечно! А Дашка вообще мастер спорта международного класса. Конечно, и вас научит. Она такой двойной inverted делает! Полный fun! А как в œrkscrew войдет, вообще туши свет!

Юлька врала так искренне и вдохновенно, что у меня зародилась крамольная мысль: в кого она у нас такая? Может, в роддоме подменили?

Мысль была такой оглушительной, что я пропустила часть разговора.

– Ладно, попробую уговорить, – обещала Юлька. – Но не гарантирую. Вы ж видели, какая она красотка! Вот и делайте выводы. Нет, не замужем. Все перебирает. Ей Вексельберг за один вечер все свои яйца обещал, Рома Абрамович ведь из-за нее разводится! А Рокотов вообще у папы на плече плакал, говорил: «Норильский никель к ее ногам брошу, только уговори…» Думаете, почему он с собой кучу девок возит? Из-за Даши. Чтоб хоть как-то забыться после ее отказа. Думаете, легко такому мужчине такое пережить? Ну, не знаю. Постараюсь. Отлично, договорились! Ровно в девять я на связи.

Я с ужасом слушала этот моноспектакль, имеющий непосредственное отношение к моей скромной персоне. Из всего Юлькиного монолога я четко поняла и не могла не согласиться с правильным выводом о моей красоте. Остальное, особенно описание моих спортивных заслуг.

Может, все-таки не моих? Почему-то повествование об отвергнутых олигархах волновало меня меньше. Может, потому что это в принципе было возможным?

– Слышала? – хвастливо задрала подбородок воспитанница. – Дядя Марат на тебя конкретно запал. Хочет, чтобы ты его на борде кататься научила.

– А ты спроси, я этот борд хоть раз в руках держала? – зашипела я. – Зачем врать?

– Ничего я не врала, – насупилась девчонка. – Сейчас в фан-парк пойдем, Макс научит. Он же обещал!

– А что ты там за термины сыпала, полиглотка несчастная?

– Самая такая, – огрызнулась Юлька. – А еще журналистка! Двойной inverted – это прыжок через голову. Да видела ты это по телику сто раз! Когда райдер на трамплине взлетает, делает сальто в два оборота, то есть бэксайд 720, и приземляется в fakie. Ясно? Запоминай. Тебе же все это показывать придется.

– Конечно, – кивнула я, пытаясь путем аналогий сообразить, что означают непонятные термины.

С райдером и бэксайдом мой тренированный мозг расправился быстро, а вот с приземлением в fakie случился стопор. Не желая ронять свой и без того пошатнувшийся авторитет, я уточнять не стала, решив, что в фан-парке и сама во всем разберусь. Во-первых, не дура, а во-вторых, нет таких сложностей, которые не были бы по плечу журналисту-профессионалу. Я, без сомнения, принадлежала к таковым.

На фоне горячего желания бедного Марата увидеться со мной, чтобы заключить в нежные объятия, несколько тревожило душу Юлькино обещание, что я должна буду изобразить для любимого тот самый двойной inverted. Стоп. Юлька же что-то еще там припоминала! Corkscrew, что ли.

– Юлька, а corkscrew.

– Вот темнота! Видела, когда лыжники или бордеры с трамплина летят и вращаются? Ну, как веретено? Это и есть œrkscrew.

Я представила себя вращающимся веретеном, и меня тут же замутило. Ладно, чего бежать впереди паровоза? Уж если я вчера с одного урока горные лыжи освоила, да так, что смогла и по склону, и с трамплина, то уж какую-то там доску.

– Юлька, – неожиданно мне стало жалко отвергнутых олигархов. С чего бы такое человеколюбие? Климат тут такой, что ли? – Зачем ты про Вексельберга плела? Он же старый! А про Рокотова? Как он мог на плече у нашего Ильдара рыдать? Он же дылда двухметровая. А твой папаша – метр с кепкой, в пупок ему дышит.

– А может, он тогда на стуле сидел, – нашлась Юлька. – Его с горя даже ноги не держали. И вообще, что пристала? Это просто такой маркетинговый ход. Пусть знает, с кем дело имеет!

– Еще бы Путина вспомнила!

– Нет, Путина нельзя. Он в Куршевель не ездит. Дядя Марат бы мне не поверил. А потом, папа говорит, не произносите имя Владимира Владимировича всуе. Это – святое.

– Дура ты, Юлька, – качнула головой я, хотя с последней из озвученных ею сентенций не согласиться было бы большой политической неграмотностью. Поэтому, чтобы не заниматься идеологической демагогией с морально незрелой личностью, я провозгласила план на ближайшее время: