Книга Шкатулка сновидений - Дэвид Мэдсен

Она переложила книгу на живот и посмотрела на меня. Ее глаза казались темными, непроницаемыми, как беззвездная ночь, полная молчаливых обещаний и сладкой близости. Ее губы были алыми, и мягкими, и невообразимо очаровательно надутыми. Я почувствовал, как холодок желания щекочет мой позвоночник.

— Не возражаете? — спросила она. — Я пытаюсь читать.

— А что вы читаете? — хрипло прошептал я.

— «Историю кириллического алфавита с примечаниями», если вы хотите знать. А теперь не могли бы вы закрыть дверь?

Я закрыл ее, но мое сердце пульсировало неистовее, чем даже мочевой пузырь. Кто она, этот безупречный ангел с глазами опытной искусительницы? Кем она может быть? Рано или поздно я это выясню. Тем временем я благополучно добрался до третьей двери слева и открыл ее.

Совершенно ошеломленный, я увидел, что туалет графа представлял собой точную копию общественной уборной: похожее на пещеру помещение с кафельными стенами и полом, длинным рядом разделенных перегородками писсуаров, четырьмя умывальными раковинами и кабинками, чьи двери открывали вид на ботинки и спущенные штаны занимающих их персон. Все это было очень странно. Но еще больше я удивился, обнаружив там стоящего перед писсуаром Мартина Мартинсона. Как, черт побери, ему удалось опередить меня? Быть может, существовал короткий путь? Мартин явно столкнулся с какими-то затруднениями — он стонал и трясся, снова стонал и вытягивался на цыпочках.

— С каждым разом все труднее и труднее, — заметил он, когда я подошел к соседнему писсуару и расстегнул молнию.

— Что именно?

— А как вы думаете? — огрызнулся он. — Водить трамвай? Писать, естественно!

— О. Извините.

— Не стоит, в этом же нет вашей вины — о, да, наконец-то! — о! Нет, нет, всего лишь капля… о, это все равно, что мочиться расплавленным стеклом! Эта проклятая сучка, должно быть, подцепила что-то от одного из своих бесчисленных мужчин, с которыми она спит за деньги. А теперь заразила меня…

Я не мог устоять перед замечанием, что мужчины, связывающиеся с проститутками, сами виноваты в том, что подхватывают такие болезни.

— Корабли, проплывающие в ночи, полагаю, — произнес я с наставительными нотками в голосе.

— О чем вы? — спросил Мартин с перекошенным от боли лицом.

— Я так понимаю, вы даже не знаете ее имени…

— Конечно же, я знаю ее чертово имя, идиот! Назовите мне хоть одну причину, по которой можно не знать имя собственной жены!

— Вашей жены? — переспросил я, быстро застегиваясь и устремляясь к двери.

— Да, моей жены! — вскрикнул Мартин и согнулся в три погибели.

Вернувшись за стол, я заметил, что все хлебные корзины пусты. Малкович развалился на стуле, на его подбородке блестела слюна, униформу кондуктора Государственной железной дороги, обладателя особых полномочий, данных Министерством внутренней безопасности, усеивали сотни крошек. Доктор Фрейд задремал, а принцесса Элизабет ван Хюссдорфер просто испарилась.

— А, Хендрик, мой мальчик! — радостно воскликнул граф. — Боюсь, для десерта уже поздновато! Мы все съели!

Мгновенно разозлившись при мысли, что в мое краткое отсутствие подали что-то, отличное от хлеба, я выпалил:

— Десерт? Что было на десерт?

— Наипрекраснейшие зернистые булки с нежнейшей корочкой…

— Какая жалость, — выдавил из себя я. — Быть может, в следующий раз.

— Конечно, конечно! Я припасу целый батон, испечённый специально для вас! А сейчас, если кто-нибудь разбудит доктора Фрейда, думаю, самое время для нас, насыщенных и убаюканных обильной трапезой, отправиться в постели. Стол сохраним для графини. Может, миссис Кудль успеет приготовить ягненка до ее прихода.

Остатки общества — то есть граф Вильгельм, Малкович, Артур Лэкс и я — встали и покинули столовую, оставив доктора Фрейда мирно дремать над своей тарелкой. Немного развеселившись, я подумал, что кишки Артура Лэкса, переварив такое количество тортилий и pecorino, точно заработают к утру понос[27].

Однако, в свою спальню — мрачную, похожую на камеру комнату, почти без мебели — я вошел с тяжелым сердцем. Стянув юбку, я забрался в ледяную постель, особо не надеясь, что следующий день принесет какие-нибудь улучшения в моей судьбе.

4

Проснувшись, я тотчас взглянул на свои наручные часы: половина девятого. Голова раскалывалась от выпитого накануне вина, а в пересохшем рту был мерзкий привкус пепла. Несколько секунд я не мог вспомнить, где нахожусь — знаете, как это бывает, когда просыпаешься в чужой постели. Пара минут ушла на борьбу с этим ужасным чувством дезориентации, результатом чего явился вывод, что, где бы я ни находился, я не имею права быть здесь.

Тут в дверь постучали, и в комнату вошел Димкинс — тощий, мрачный, шестидесятилетний мужчина с редкими прилизанными волосами и огромными глазами.

— Доброе утро, господин Хендрик, — пробубнил он. — Надеюсь, вы хорошо спали?

— Вообще-то…

— Завтрак накрыт в утренней комнате, правда, остальные домочадцы уже поели. Честно говоря, они съели все: мюсли, фрукты, яйца всмятку, пармскую ветчину, кеджери[28], жареную blutwurst[29], многочисленные выдержанные сыры…

— А хоть что-нибудь осталось?

— Множество хрустящих булочек к завтраку, сэр. Вытащив из кармана маленькую щетку, Димкинс начал чистить мою висящую на спине стула юбку от пуха и хлебных крошек.

— Я должен спросить, сэр, — заметил он. — Граф интересуется, не хотите ли вы сменить одежду на что-нибудь более подходящее для вашего вечернего выступления.

— Ах да, мое выступление. Вообще-то, Димкинс…

— Видите ли, сэр, многие пожилые люди в нашем городе, так сказать, консервативны, привязаны к обычаям. Ваши сексуальные предпочтения меня, конечно же, не касаются. На самом деле, мне очень нравятся извращенцы — постыдные, скрытные, тайные ощупывания под покровом глухой ночи, быстрое удовлетворение между ног абсолютно незнакомого…

— Я не извращенец, Димкинс! — закричал я.

— Нет, сэр, конечно же, нет. В любом случае, граф Вильгельм подумал, что, возможно, вам подойдет угольно-черный костюм в тонкую полоску с хорошим узорчатым галстуком, если он отыщет его для вас. Как вы на это смотрите?

— Отлично, — угрюмо отозвался я.

— Я принесу вам всё до вашего выступления, сэр.

Убрав щетку обратно в карман, Димкинс начал медленно кружить по комнате, и я понял, что он ждет, когда я выберусь из кровати. Я же был абсолютно гол и не собирался вставать в его присутствии. Вместо этого я спросил: