Книга Таня Гроттер и колодец Посейдона - Дмитрий Емец

Лишившись трости, Глеб Бейбарсов не сталподнимать ее. Он отступил на шаг назад и, чуть согнув пальцы, выставил впередруки в оборонительной стойке практикующего темного мага. Сомнений не оставалось– Глеб мог сражаться и без трости и едва ли многим хуже.

Папка с рисунками выскользнула у Глеба из-подруки, упала на землю и открылась. Ягун, машинально заглянувший внутрь, заметилтам портрет углем. Кажется, портрет девушки. Прежде чем Ягун разглядел ещечто-то, Бейбарсов спохватился и захлопнул крышку папки ногой.

Лена Свеколт и Жанна Аббатикова встали сБейбарсовым спина к спине, образовав правильный треугольник. Телепат Ягунощутил, как усилилось темное магическое поле. Эти трое составляли единое целое.Шесть рук с полусогнутыми пальцами, отрешенный взгляд. Темный боевой сгустокмагии. Дар мертвой темной ведьмы вновь собрался воедино из трех раздробленныхсоставляющих.

Старшекурсники Тибидохса угрожающе столпилисьвокруг. Кто-то помогал встать кашляющему Гуне. Кто-то готов был ринутьсявперед.

– Остановитесь! Мы не желаем ссоры.Вашему приятелю Глеб не сделал бы ничего дурного. Он запустил бы его сердцевновь. Он это умеет. Мы все умеем, – негромко сказала скуластая девушка,та самая, с косами разных цветов. Так в Тибидохсе впервые услышали голос ЛеныСвеколт.

– Ничего себе шуточки, родненькие мои!Довести человека до клинической смерти, а потом вновь запустить сердце! –с негодованием сказала Зализина.

Она стащила с ноги туфлю с высокимкаблуком-шпилькой и собиралась заговорить ее для прицельного метания. Причемзаговорить так, чтобы, срикошетив от воспитанников ведьмы, туфля отлетела непременнов лоб Гроттерше.

– Глеб не любит, когда его оскорбляют, иеще он ненавидит, когда кто-то смотрит его картины. Это для него слишкомличное, он даже нас неохотно подпускает, когда рисует… – примирительно добавилаЖанна Аббатикова.

Бейбарсов чуть поморщился. Должно быть,предпочел бы вообще обойтись без посторонних комментариев, что для него личное,а что неличное.

– Мы хотим мира и покоя. Решайте сами,нужны ли вам друзья или враги! Хотите войну – будет война! Хотите мир – будетмир! – сказал он и слегка шевельнул согнутыми пальцами.

Голубоватая искра, родившаяся на мизинце,скользнула поочередно по всем пальцам левой руки и перескочила на правую. Всетибидохцы пораженно следили за ней взглядами, хорошо понимая, что это означает.

У Тани перехватило дыхание. Мальчишка, укоторого не было даже перстня, а висел на шее лишь амулет, делал невозможное.Играл магической искрой, как солнечным зайчиком. И искра не гасла, хотякому-кому, а Тане было известно, сколько чародейных сил требует всего лишь мигее горения.

Глеб почувствовал ее взгляд и улыбнулся.Улыбнулся без угрозы, открыто и доброжелательно. Таня ощутила тревогу. Взглядтемных, не отражавших свет глаз очень ее беспокоил. Тем временем Бейбарсовслегка дунул и послал к ней искру, которая мягко скользнула по воздуху ирастаяла в десятке сантиметров от ее лица. На землю у Таниных ног упала… чернаяроза.

– Опаньки! Тут ромашки раздают, а я не удел? Эй, новенький, а как же наша большая и светлая любовь? –подбоченилась Склепова.

Жанна Аббатикова засмеялась и опустила руки.

– Давай я тебе подарю! – предложилаона.

Гробыню это не вдохновило.

– Не-а, не катит. Дороги не цветы, дорогикитайские вазы. Лучше узнай у своего приятеля, какие духи он предпочитает и какотносится к мини-юбкам и татуировкам? Если так же, как Поклеп, то он в пролете.

Ягун расслабился. Он успел ужом скользнуть всознание Бейбарсова и обнаружить, что никаких коварных намерений там нет.Только легкая снисходительность некромага, уверенного в своих силах, и ещенечто трудноопределимое. «Он заинтересован… кем-то или чем-то. Кто-то ему очем-то напомнил. И ему почему-то важно это нарисовать…» – попыталсясориентироваться Ягун, но его уже бесцеремонно вытолкнули мысленным блоком.Сознание Глеба захлопнулось, как сейф. Теперь его не взломали бы и пятьтелепатов.

– Хорошо. Мир. Только впредь учтите, чтоу нас принято выяснять отношения без этих некроштучек. В крайнем случае, можнокого-нибудь втихомолку сглазить или по-домашнему запустить запуком, но уж точноне убивать. И вообще вам повезло, что малютка Клоппик где-то шляется… Он неГуня, у него свои примочки, – сказал Ягун.

– Хорошо, учтем, – без тени юморасказала Лена Свеколт.

В ней было что-то глобально серьезное. Дажеразноцветные косы говорили скорее о стремлении казаться легкомысленной, чем обистинном легкомыслии. Видимо, Лена Свеколт, как и Шурасик, тяготилась своимумом, страдала от своей непохожести на других. Хотела быть такой же, как все,но увы… Ее «самость» проглядывала отовсюду, была в каждом ее жесте. Такаядевушка, даже если и захочет сделать в веселую минуту шалость, проделает этонепременно неуклюже, как порой, сконфузившись от сознания пустоты этогозанятия, толстый отличник скатывает снежок и, норовя попасть в столб, разобьетстекло газетного киоска, стоящего, быть может, где-то совсем в стороне. Этопочувствовал даже поверхностный, стремительный и не столько умный, сколькоостроумный Ягун.

– Какой еще мир? А если эти негодяиостановят завтра сердце у моего Ванечки? Оно у него такое ранимое! А все из-заэтой идиотки Гроттерши, этой мерзкой вампирши! – закричала Зализина,обвиняюще показывая туфлей на Гроттер.

Глеб Бейбарсов взглянул на Таню слюбопытством. Тане стало неловко.

– Зализина, надень свой валенок накаблуке! Тебе простужаться вредно, ты звереешь. Когда у тебя в прошлый раз былнасморк, мы дежурили ночью по очереди, чтобы ты никого не убила, –пробурчала она.

На стене над воротами появился Поклеп.Краснолицый, взволнованный, с плешью, пылающей самоварным жаром, он был смешон,но засмеяться хватило бы ума только у потенциального самоубийцы.

– Где? А ну признавайтесь! – заоралон.

– Кто где? – спросила Гробыня теммягким и вкрадчивым голосом, которым она всегда разговаривала с начальством иидиотами.

– Мертвецы! Кого убили? Говорите, я всеравно узнаю! – потребовал завуч.

– Никого не убили. Все живы, все здоровы,все хорошо себя чувствуют, – терпеливо сказала Склепова. – Мы просторазговариваем. Помогаем новеньким влиться в коллектив.

Поклеп Поклепыч недоверчиво хмыкнул.