Книга Эти глаза напротив - Анна Ольховская

Были собраны и допрошены все, кто находился в эту ночь в клинике. Весь персонал, конечно, – больные толком ничего и не поняли, а некоторые вообще все проспали.

А вот персонал, весь, включая охрану, сторожей, нянечек, медсестер и врачей, подвергся странной ментальной атаке. Или воздействию неизвестного психотропного оружия – разобраться в природе явления было сложно.

Да и само явление казалось каким-то бредом, наваждением, дурным сном.

Больше всего похожим на массовый гипноз.

Ну, допустим, всякие там Кашпировские и иже с ними занимались чем-то подобным, но во-первых, там люди собирались в одном зале, кучненько, так сказать, да и не на всех действовало.

Здесь же – мало того, что атака шла выборочно, так ведь еще и «накрыло» всех и сразу. Где бы выбранные люди ни находились.

А некоторых превратило в марионеток. В частности – двух секьюрити. Дежурившего у палаты Моники и моего.

И если бы Монике не вздумалось срочно поговорить со мной об Арлекино…

Ее точно уже не было бы в живых. Потому что ее охранник в тот момент, когда девушка была у меня, вошел в палату и расстрелял «спящую подопечную». Вернее, он думал, что спящую – Моника сделала удачную копию себя, и парик сыграл немаловажную роль.

А поскольку его пистолет был, само собой, без глушителя, от грохота выстрелов проснулись пациенты соседних палат. Которым Элеонора – так, на всякий случай – дала номер своего мобильного телефона. Ведь ее девочка была психически неустойчива и всякое могло произойти.

Всякое и произошло. И кто-то позвонил Элеоноре. Та разбудила мужа, Игорь Дмитриевич начал вызванивать своих бойцов, дежуривших в клинике, – никто не отвечал. Врачи – тоже.

Климко понял – происходит что-то неладное, и созвонился с Мартином. А потом рванул в клинику сам, попросив Элеонору связаться со мной.

Кстати, охранники вышли из ступора вместе со всеми. И тоже ничего не помнили о происходившем.

Тот, что едва не убил Павла и ранил меня, правда, говорил, что вроде слышал в голове чужой голос. Но что говорил этот голос и что он сам творил – несчастный парень не помнил.

Именно несчастный – узнав, что он наделал, бедняга едва не свихнулся.

В общем, понять удалось только одно – все было затеяно ради устранения нас с Моникой.

Единственных живых свидетелей обвинения в деле Сигизмунда Кульчицкого…

Глава 14

Конечно же, первым делом выяснили – на месте ли наш душка Гизмо, не исчез ли, не прошел сквозь стены?

Как ни странно, он был на месте. Хотя казалось бы – что стоило его неведомым союзникам (а в совпадения уже никто не верил) предпринять атаку не на клинику, а на СИЗО? Отключить всю охрану и спокойненько вывести Сигизмунда на волю.

Так думала я.

Но Мартин, уставший, вымотанный, перепачканный моей кровью Мартин, категорически отказывавшийся поехать отдохнуть, думал иначе.

– Понимаешь, Варя, – он откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел в окно, – одно дело – просто сбежать и потом всю жизнь скрываться. И совсем иное – выйти на свободу в связи с недостаточностью улик, к примеру. Ведь все обвинение строится на показаниях Моники и твоих.

– А Павел? Он ведь тоже там был, и Гизмо ранил его!

– Варенька, да любой грамотный адвокат легко поставит под сомнение показания Павла. Особенно если настоит на суде присяжных. Ну посуди сама – обвиняемым будет милый, скромный (а Гизмо постарается таким казаться), а главное – красивый молодой человек, практически голубоглазый золотоволосый ангел во плоти. А потерпевший – урод, монстр…

– Павел не урод!

– Согласен. Но вспомни свое первое впечатление! Жутковато, правда?

– Н-ну да, но потом, когда присмотришься…

– Потом, вот именно – потом! А если адвокат будет педалировать тему монстра? И притащит деревенских, встречавших изредка именно Павла, а не Гизмо в костюме дракона? Ведь, по сути, слухи о Змее Горыныче пошли именно из-за Павла. А Гизмо просто воспользовался ситуацией.

– Так ведь…

– Подожди, я закончу. И вот, с одной стороны – красавец (да еще и подкидыш, по сути, надо пожалеть детку!), а с другой – жалкий урод, всю жизнь проведший в подземелье, от которого шарахаются люди. И девушки, само собой. А еще этот урод смертельно ненавидит занявшего его место красавчика…

– Да ведь Павел не знал…

– А как он сможет это доказать? Слова, всего лишь слова.

– Так эта его мама Марфа подтвердит.

– Ключевое слово – «мама». Пойми, Сигизмунд – ее родной сын, ее кровиночка. А Пашка – воспитанник. Да, Марфа очень любит Пашку, но… Никто не сможет гарантировать, что она не попытается помочь родному сыну. В общем, Варя, если не будет вас с Моникой – Гизмо легко сможет выйти на свободу. А Павел – занять его место в камере.

– Но ведь наши показания уже запротоколированы и включены в дело!

– Варя, не смеши меня! Хочешь, я перечислю тебе минимум десять способов решения этой проблемы? Если есть деньги и связи, конечно.

– Не хочу, – буркнула я, пытаясь поудобнее устроить на кровати замотанную бинтами руку.

И кровать была уже другая, и палата тоже – возвращаться в прежнюю я категорически отказалась. Хотя на момент завершения возни с моей рукой там уже все прибрали, сменили и вымыли. И даже дверь навесили с перепугу – клиника ведь частная, элитная, репутация до сих пор у заведения была безупречной, и вдруг – такой казус!

Мягко говоря. Лично мне – хоть я и высоко духовная личность – более подходящим названием происшествию кажется емкое и точное слово «хрень».

Причем полная.

И в этой хрени в той или иной степени оказались пострадавшими три самых важных на данный момент пациента.

А если о событиях ночи станет известно журналистам…

В общем, невиданное рвение сотрудников клиники было вполне объяснимо. Но все их усилия не произвели на меня должного впечатления – в свою палату я не вернулась.

И мне мгновенно предоставили новую. Но находиться здесь долго мне все равно не придется – триумвират решил забрать своих пациентов – то есть Павла, Монику и меня – из клиники.

И если с Моникой особых проблем не возникало – ее профессор мог наблюдать подопечную и дома, а телесные травмы уже почти зажили, то отпускать меня, а уж тем более – Павла, врачи клиники отказывались категорически. Особенно Павла.

К тому же прятать Павла смысла большого не было – он как раз нужен для защиты Гизмо. Живым, а не мертвым чудовищем. И пострадал он совершенно случайно.

Но Венцеслав был решительно настроен увезти сына из опасного места.

Опасного прежде всего тем, что об этом месте было известно всем.