Книга Супермаркет - Андрей Житков

— От верблюда, — усмехнулась Маргарита Александровна. — Сорока на хвосте принесла. Евгений Викторович, да будто бы вы первый день родились!

— Понятия не имею. Все это не моя компетенция, — Евгений Викторович подумал о том, что должен немедленно позвонить Моргуну.

— В общем, не будем мы работать, пока не получим гарантий. Охранник должен быть уволен, потом скидки на продукты пускай больше сделают, и касса тоже чтоб своя была, если уж обязательно через кассу проводить.

— Хорошо, — кивнул Евгений Викторович, делая в блокноте пометки — она записывал фамилии “забастовщиков”. — Все будет. Только я сейчас вас умоляю, не подведите под монастырь — начните работу вовремя! Покупатель-то ни в чем не виноват. А мы пока и приказ оформим, и кассу отдельную поставим. В этом месяце премия двадцатипроцентная будет. Неплохо поторговали.

— Ладно, чего там! Начнем. Не подведем, — загудела толпа.

— Вот и чудненько, — Евгений Викторович обернулся к Кулакову. — Пойдешь со мной — разговор есть.

Зам проследил за тем, как продавцы и кассиры разошлись по своим рабочим местам, кивнул Кулакову, мол, пошли. Они поднялись наверх, в кабинет Евгения Викторовича.

— Слыхал? — спросил зам.

— Да, слыхал, — опустив голову, сказал Кулаков. — Только увольнять я его не буду. Обещал в обиду не давать, а теперь что? Не по-мужски как-то.

— А что делать?

— Надо Моисеева во двор посадить. Пускай на проходной за забором следит. Там его продавщицы сроду не увидят.

— Ты все-таки, Лева, своих псов попридержи, здесь нормальные люди работают, не бандюки какие-нибудь. Нет, но какова сучка, эта Маргарита!

— Может, нужны особые меры?

— Может, — кивнул Евгений Викторович. — Что там у тебя вчера с ворами произошло?

— Да так, попалась одна бабочка. Все врала, что журналистка, ну я ей крылышки слегка и помял… — Кулаков рассмеялся, но тут же замолк, перехватив неприязненный взгляд зама.

— Ты мне смотри тут! Чтоб больше никаких “мойщиков”! И охранников своих предупреди, если они еще будут с ними в доле работать, поувольняю всех к чертям собачьим! И тебя, между прочим, в первую голову. Понял?

— Как не понять, — кивнул Кулаков.

Евгений Викторович снял телефонную трубку и стал набирать номер.

— Алло, Федор, тут у нас ЧП небольшое. Народ бузит, будто воруем много. Надо как-то это дело разрулить.

Сергей сидел на стуле в комнате охраны, обхватив голову руками. Настроение у него было отвратительное. Какое оно еще могло быть? Заместитель директора ясно сказал — уволить. Не успел проработать и дня, как все кончено. На оперативной работе всегда все по своим местам — вот он враг, вооруженный, опасный, готовый тебе выстрелить в спину, и ты за ним охотишься, как гончая. А здесь? Ой, как перед девчонкой стыдно! Отвык он за двенадцать лет оперативной работы от человеческой жизни, стал стал каким-то нелюдем, занудой, бирюком. И ранение тут вовсе ни при чем. Не может он со своим гневом совладать, душит он его, слепит. Чуть не по нутру — кулаком в морду, по привычке.

Вошел Кулаков. Сергей поднялся со стула.

— Заявление на имя директора писать?

— Эх ты, кулема! — усмехнулся начальник. — Я же тебе обещал — в обиду не дам! Будешь теперь на проходной со двора сидеть. Карабин получишь. Смотри только не пуляй в кого попало. Испытательный срок тебе — месяц.

— Может, мне все-таки лучше уйти, раз весь коллектив против? — с сомнением в голосе спросил Сергей.

— Уйти ты всегда успеешь. Поработай-ка лучше. Все приказы Евгения Викторовича выполнять беспрекословно. Он у нас почти как бог.

— Я уже понял, — усмехнулся Сергей. Он сразу узнал этот голос. Именно он вчера обещал отправить женщину под нож, если не будут найдены бумаги двойной бухгалтерии.

В палате было сумрачно и тихо. Лерочка попыталась открыть глаза. Смотреть она могла только через узкие щелочки — лоб и веки заплыли огромным синяком. Боль пульсировала где-то в затылке. Она различила силуэт матери на стуле.

— Мам, это ты?

— Да, девочка моя, — мать взяла ее за руку и всхлипнула. Рука у Тамары Алексеевны была горячая. — Как ты? Сильно болит.

— Да нет-нет, уже ничего, — говорить было тяжело — каждое слово отдавалось болью.

— Это я, Лерочка, виновата, — всхлипывая, произнесла мать. — Научила на свою голову. Видишь, как!

— Ничего ты, мам, не виновата. Это я — дура. Надо было просто денег занять. Неужто на день рождения отца не дали бы?

— Тут, пока ты спала, милиционер приходил. Просил заявление написать. Ты напиши. Он попозже зайдет.

— Мам, не буду я никакого заявления писать. Зачем? Сама виновата.

— Напиши, доча, напиши. Надо этого козла вонючего посадить. Не всем им безнаказанными ходить!

— Он не козел, — тихо возразила Лерочка. — По-моему, у него там рана…

— Где рана?

Лера не ответила. Она вдруг опять вспомнила, как все вчера произошло, как ударила она охраннника в живот, и как сузились от дикой боли его зрачки, и как побледнел он, весь покрылся холодным потом, перестал что-либо соображать.

— Тебе что-нибудь покушать принести?

— Не хочу, — вздохнула Лера. — Как папа?

— Переживает. Идти хотел, я его не пустила. Не дай бог, опять в башку вдарит!

— Правильно, пускай дома сидит.

В палату постучали.

— Да, войдите, — сказала Тамара Алексеевна.

Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Моисеев. Лера сразу его узнала. Как не узнать!

— Здрасьте! — робко сказал Сергей. — Мне бы Леру.

— А вы кто? — подозрительно глянула на него Тамара Алексеевна.

— Я тут передачку от коллектива, цветы… принес, — Сергей подошел к кровати и протянул Лере букет роз.

“Наши розы, маркетовские”, — подумала Лера, принимая цветы. Она вдруг поняла, что не испытывает к нему никакой ненависти. Будто не он ее вчера бил, а какой-то другой человек.

Пакет он передал Тамаре Алексеевне. Некоторое время помялся в нерешительности, не зная, как начать. Тамара Алексеевна заглянула в пакет, стала выкладывать на тумбочку фрукты.

— Мед, это хорошо, — сказала она. — С медом мы быстро поправимся.

— Лера, вы меня простите, пожалуйста, если можете, — наконец начал Сергей.

Тамара Алексеевна подняла на него удивленные глаза.

— Вам, наверное больно было? — тихо спросила Лера.

— Погоди-погоди, Лерочка, так это тот самый козел и есть? — Тамара Алексеевна взметнулась со стула. — Да как ты посмел сюда зайти! Ты, дерьмо собачье, хрен на выселках! Еще и передачку притащил! Думает, мы от его цветочков растаем, заявление в милицию писать не будем! На вот тебе, выкуси! — мать стала тыкать в лицо Сергея кукишами, потом она сгребла все фрукты назад в пакет, выхватила у дочери розы. Пакет Тамара Алексеевна сунула ему в руку, цветы швырнула в лицо. — Вали отсюда, козел!