Книга Эта женщина будет моей - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иноземцев сделал паузу и посмотрел на Клифта. И хотя лицо у того было непроницаемым, ясно было, что речь идет о вещах, ему весьма интересных.
– …был киллером из России, – закончил Иноземцев.
– Вот суки! Оборзели, падлы!
Клифт теперь следил за порядком в Париже с усердием, которое никаким французским жандармам не снилось. И считал, что каждый, кто на этот порядок покушается без его дозволения, должен быть наказан. Погромщиков из парижских предместий он готов был душить собственными руками, ибо они должны ползать на коленях и благодарить, что им позволяют портить воздух прекрасной Франции…
– Придушил бы! – прошипел Клифт, раздражаясь все сильнее. Лицо его окаменело. И в такие мгновения вдруг становилось понятным, каким он был там, в лагере, и почему не пропал, не сгинул бесследно.
– А кто был объект? На кого он охотился?
– Да есть один… – протянул Иноземцев, вертя в руке бокал. – Знакомый твой. Который перед тобой сейчас стоит.
– Погоди, так он что… – неподдельно изумился Клифт. – Он что, сучонок, на тебя руку поднял? Он что, не знает про меня?
– Не спрашивал, – засмеялся Иноземцев. – Не до того было.
– Так ты его сам, что ли, сделал? – удивился Клифт. – Своими руками? Не побрезговал?
– Тебя же рядом не было, – улыбнулся Иноземцев. – А то бы я тебя попросил…
– И кто же тебя заказал?
– Сам ломаю голову. Если подскажешь, буду в долгу… Ладно. Что мы все обо мне? Ваш ход, маэстро!
– Ах да! – вспомнил про соглашение джентльменов Клифт. – Ну что тебе сказать… Тут у нас товарищ Гран вдруг нарисовался. Явился, сучий потрох!
Иноземцев не стал сразу разочаровывать Клифта сообщением, что об этом он и сам знает. И что Гран на него киллера как раз и навел.
– А если этот гад возник в Париже… – Клифт сделал многозначительную паузу и покачал головой. – Значит, ему есть что ловить. Какой-то большой заказ получил.
– И что за заказ?
– Не знаю, – дернул щекой Клифт. – Но заказ серьезный, потому что он, говорят, целую банду тут сколотил.
– Вот как.
Клифт явно знал что-то больше того, что говорил.
– А ты с ним как? – рассеянно осведомился Иноземцев.
– Да никак. Хотя есть общие знакомые…
Клифт явно темнил. По той информации, которую Иноземцев успел поднаскрести с помощью Ледникова, он с Граном одно время тесно сотрудничал на Кавказе – переправляли через Панкисское ущелье в Грузии оружие, закупленное по дешевке в Афганистане. И Гран по привычке кинул Клифта на большие деньги, чего тот просто не ожидал – был уверен, что авторитета с его реноме кинуть, как лоха, никто не решится. Но Гран и не таких авторитетов обводил вокруг пальца – он в Колумбии наркобаронов шантажировал. Потом вроде бы они помирились, но долг за Граном остался. Так что наверняка Клифт имел к нему хороший счетец.
– А ты чего так Граном заинтересовался? – подозрительно покосился Клифт.
– Да видишь, какая штука… Сдается мне, что киллер в отеле как раз с весточкой от господина Грана приходил…
Клифт, сузив глаза, внимательно осмотрел Иноземцева.
– Ты серьезно? Или шутишь?
– Тут не до шуток.
– И чем ты ему так не показался? Или где дорогу перешел?
– Да видишь, он считает, что у меня кое-какие документы на него есть…
– Ну?
– И правильно считает. Бумаги есть.
– А как они к тебе попали?
– Случайно попали. И главное – они мне не нужны. У меня с Граном счетов нет. В полицию их нести тоже неохота. С ними свяжешься, так потом не отцепишься. Я бы их сжег просто, но… Гран же не поверит. Ну и как ему объяснить, что это jus de chique?
Клифт наморщил лоб.
– Ложный след, – объяснил Иноземцев. – Я не хочу эти бумаги против него использовать.
– А ты действительно не хочешь? – пристально глянул на Иноземцева Клифт.
– Я бы, может, и захотел… Если бы знал, что за них с него можно получить. Пока, как выясняется, только пулю в сортире. Радость невеликая. Вот и думаю теперь, как от них избавиться. Но так, чтобы этот Гран про меня забыл уже навсегда.
Клифт молча смотрел на огни Сен-Тропе, что-то прикидывал про себя. Иноземцев его не торопил – наживка заброшена, теперь надо подождать, когда поплавок уйдет в воду. Он понимал, что Клифт не утерпит, захочет воспользоваться моментом. Ему-то есть что с Грана спросить в обмен на документы Будрийона. И он не удержится, не может он не воспользоваться таким моментом. Еще один jus de chique не помешает.
Валентин Ледников
Furieux et rapide
Яростно и стремительно
– И откуда ты взялся? – вдруг сказала она. – Три дня назад я и не знала о твоем существовании… И вообще, я должна тебе сказать… Честное слово, я совсем не то, что ты можешь обо мне подумать после того, что случилось!
Он невольно улыбнулся.
– Ты мне не веришь? – спросила она.
– Почему? Просто ты говоришь словами героини одного рассказа Бунина – есть такой русский писатель.
– Я знаю. И что за рассказ? О чем он?
– Разумеется, о любви. Там молодой офицер знакомится на пароходе с очаровательной женщиной… Они сбегают с парохода и проводят ночь в каком-то неизвестном городке, все происходит furieux et rapide – яростно и стремительно. Есть такой музыкальный термин. А утром она уезжает одна и говорит офицеру те же слова, что и ты… Говорит, что на нее точно затмение нашло.
– А что этот молодой офицер?
– Он провожает ее, как она потребовала, на ближайший пароход, а сам остается ждать следующего в совершенно незнакомом городе. Он проводит в нем бесконечный день и никак не может понять, что же с ним произошло и как же могло случиться, что он никогда больше не увидит ее… А в конце рассказа он сидит на палубе парохода и чувствует, что постарел на десять лет…
– Как грустно… Но я надеюсь, ты не чувствуешь себя постаревшим на десять лет?
– Мы же еще не расстались. Хотя кто его знает, что я почувствую завтра?
– О, эта загадочная русская душа!
– А как же! Мы такие. Да, вот еще вспомнил! Когда офицер хочет узнать, как ее зовут, она говорит: «А зачем вам нужно знать, кто я, как меня зовут?» Тебе это ничего не напоминает? Кто же ты?
– Я? Просто женщина, которая в последнее время чувствует себя несчастной. Очень несчастной.
– Между вами действительно все так плохо? – осторожно спросил он.
– Весьма, – даже не задумываясь, ответила она. – Все зашло слишком далеко, и исправить уже ничего нельзя.
– А изменить?