Книга Настоящая жизнь - Наталья Александрова

Он клацнул зубами и сделал шаг в сторону. Мне удалосьперехватить его взгляд: ненаглядный был невменяем. Вообще-то это довольностранно. На лице у него не было даже синяков, одна грязь. Руки-ноги тоже неповреждены — ходил он нормально, только горбился и шаркал ногами как старик.

— Слушай, мне некогда тебя уговаривать, — нахмуриласья. — Соберись и пошли, а то еще милиция прихватит. Вперед!

Команды он выполнял беспрекословно. Мы пошли по набережной.Встреченный немолодой мужчина посмотрел на нас подозрительно: грязный здоровыймужик, по виду с хорошего перепоя, а с ним — подросток, тоже какой-тозачуханный. Я решила как можно скорее доставить ненаглядного домой, к матери исестре. Пускай они там сами с ним возятся, а у меня еще куча дел, ведь сбандитами-то я разобралась, но где-то ходит «черный человек», и что-топодсказывает мне, что так просто он не оставит меня в покое. Думаю, у меня естьвремя только до вечера, пока этот парень не узнает, что в «копейке» взорваласьне я, а совсем другие люди.

Ненаглядному нужно было на Киевскую, это не так близко. Нокто же нас, таких зачуханных, подсадит в машину. Метро скоро откроется, нождать даже немного казалось мне пыткой. В конце концов, мне тоже досталось, инервы теперь здорово не в порядке.

— А ну-ка, быстрым шагом — марш! — скомандовала яненаглядному. — Сорок минут хорошего хода — и мы у тебя дома. А там тебяждет горячая ванна, кофе, ласковая мама…

Он посмотрел как-то странно, но не ответил. Однако убыстрилшаг и уже не так волочил ноги.

— Торопись! — приговаривала я. — Отвык пешкомходить, все на машине пузо свое возишь. Дышать полной грудью, по сторонам незевать! — в голосе моем слышались интонации ворчливого старшины,муштрующего нерадивых новобранцев.

Мы уложились в сорок пять минут. На часах было полседьмогоутра, когда мы стояли перед дверью его квартиры, и ненаглядный стал шарить покарманам куртки. Оказалось, что деньги и документы у него забрали бандиты, аключи он потерял. Я позвонила, и дверь открылась сразу же, никто не спросил нио чем. На пороге стояла женщина. Она была не в халате по утреннему времени, аполностью одета — видно, и не ложилась. Женщина была худа, немолода и страшнозамотана, под глазами темные мешки и волосы висели безжизненной паклей.

— Гера! — воскликнула она, — Что случилось? Ятак волновалась… Где ты был?

Ненаглядный не ответил, он прошел в квартиру, громко топая,и немедленно скрылся за дверьми ванной. Очевидно при виде родного дома в немпроснулась всегдашняя любовь к чистоте. Стало быть, вполне очухался, житьбудет.

Мы с женщиной посмотрели друг на друга. Из-за плотноприкрытой двери комнаты раздавались странные звуки — кто-то не то рыдал, не тохохотал.

— Это мама, — пояснила женщина, уловив мойвзгляд, — она больна.

Я сняла осточертевшую бейсболку, и женщина слегкаулыбнулась, увидев рыжие кудри.

— Что же случилось с Герой?

— Он сам вам потом объяснит. Только не сразу, не давитена него. Ему досталось, но теперь все будет в порядке. Вы его сестра? —сменила я тему.

— Да, старшая.

Внезапно дверь отворилась и на пороге комнаты возникла худаястаруха в ночной рубашке. В руке она держала электрическую лампочку. Взгляд устарухи был совершенно бессмысленный. Бросив с размаху лампочку на пол, старухапосмотрела на осколки и радостно засмеялась.

— Мама! — бросилась к ней дочь.

Она подхватила старуху и повела осторожно, следя, чтобы тане наступила на осколки.

Когда она вернулась, я сметала битое стекло веником,найденным на кухне.

— Склероз? — спросила я, чтобы что-то сказать.

— Маразм, — лаконично ответила она.

Мы прошли на кухню, где я разглядела

сестру ненаглядного. Несмотря на жуткую замотанность, эта женщинаначинала мне нравиться.

— Она все время смеется и вообще очень беспокойная.

— Лекарства не помогают?

— Которые помогают, те очень дорогие. А если наши,попроще, то от них печень разрушается, себе дороже потом встанет.

И никакой жалобы в голосе, просто деловито так отвечает напоставленные вопросы.

— Вы работаете?

— Разве ж ее можно оставить… Я вообще очень редко издому выхожу.

Я представила, как она сидит целыми днями с сумасшедшейматерью. Впору и самой с катушек сойти!

— Значит, денег не хватает… — протянула я. — Новедь можно же ту теткину квартиру сдавать?

— Пускай хоть у одного человека в нашей семье будетнормальная жизнь, — тихо ответила она.

Так-так. Почему-то мне захотелось, чтобы нормальная жизнь вэтой изумительной семейке была только у нее.

— Ира, белье! — послышалось из приоткрывшейсядвери ванной.

Сестра ненаглядного вскочила было, но под моим взглядомопять села на стул. Ненаглядный вякнул еще что-то, но потом ему стало холодно,и дверь закрылась.

— Значит, так. — Я задрала рубашку и вытащила своиколготки, набитые деньгами. — Слушайте, Ира, и запоминайте. — Я наглазок разделила деньги пополам и протянула ей хрустящие пачки. — Спрятатьподальше и никому не показывать. Герману ничего не говорить. И вообще поменьшес ним разговаривать. Купите матери необходимые лекарства, с ней станет легче.Можете нанять сиделку и выбираться из дома хоть иногда. — При этих словахИра оживилась, даже глаза заблестели. — Герман немножко не в себе, —продолжала я, — но не обращайте внимания, скоро ему станет легче. Главное— поменьше его жалеть. Да, вот еще что. Машины у него теперь нет. Купите емумашину — не «копейку», конечно, но попроще, ни к чему его баловать. И вообще,построже с ним, по хозяйству загрузите работой, чтобы не бездельничал. Квартируту спокойно можете сдать, она ему больше не нужна.

— Откуда вы знаете? — осмелилась спросить Ира.

— Совершенно точно знаю, что он никого туда большеводить не будет, можете мне поверить.

Она оглянулась, схватила с гвоздя передник в веселенькихжелтеньких ромашках, завернула в него деньги и исчезла из кухни на минутку.Пока она отсутствовала, я управилась со второй половиной денег — запихнула ихобратно в колготки и привязала на пояс. Очень мне понравилось, что сестраненаглядного восприняла все, как нужно, не стала ахать, таращить глаза ивосклицать: что за деньги, откуда деньги?.. За ненаглядного я могла бытьспокойна, сестренка за ним присмотрит.

— Давай хоть кофе выпьем! — сказала Ира, когдавернулась.

Она заварила очень крепкий кофе и налила туда солиднуюпорцию ликера. Я выпила, и сразу стало легче. Ира тоже порозовела. Мать застенкой молчала, но из ванной доносилось нытье ненаглядного насчет белья.