Книга Голубой ангел - Лев Овалов

Но Основский интерес к военным изобретениям объяснил любознательностью. Он интересуется фотографией, оптикой, техникой, вообще всякими изобретениями. Никакого Захарова не знает. Ах, это парикмахер? В таком случае возможно, что он у него брился. Передавал Захарову копии секретных документов? Чепуха! Вы нашли у Захарова хоть одну копию? Покажите!

В течение ночи надо было произвести обыск и у Основских, и у Захаровых; правда, Виктор верил в осторожность преступников и мало надеялся на какие-либо находки.

За исключением отклеенных со стекол листов копировальной бумаги да нескольких копирок, валявшихся вместе с красками и карандашами в игрушках у Саши, найти у Основских ничего не удалось. Среди копирок не нашлось ни одного более или менее ясного отпечатка, и уж, конечно, никаких копий секретных документов. Это было подозрительно. Анна Григорьевна призналась, что она приносила домой копии секретных документов.

– Куда же они девались? – спросили Основского.

– Я их уничтожал, – сказал он. – Чтобы не попались на глаза кому не нужно.

У Захаровых можно было надеяться найти чертежи, которые Захаров не успел еще передать хотя бы тому же иностранцу в сером костюме, знакомство с которым он так решительно отрицал.

Елена Васильевна встретила неожиданных гостей с испугом и удивлением. Она сама старалась все показать, спешила все открыть и беспокоилась, как бы что при осмотре не пропустили.

– Вероятно, вы думаете, что мы спекулировали? – спрашивала она. – Конечно, я знаю, есть такие парикмахеры, которые занимаются спекуляцией. Но Павел Борисович совсем в этом не нуждался. Мы себя все-таки уважаем. Вы еще в комоде не посмотрели…

Виктор сам руководил обыском. Елена Васильевна не возбуждала в нем подозрений. Такие люди, как Захаров, редко посвящают жен в свои дела. Наоборот, простые, разговорчивые жены служат для них как бы громоотводом от любопытства обывателей. Если сверток и был спрятан в квартире, Елена Васильевна не могла об этом знать. Приходилось отодвигать вещи, присматриваться к щелям в полу, ощупывать обои.

Виктор помнил разговоры в парикмахерской о патефоне Захарова.

– А где же ваш патефон? – спросил он больше для порядка, вряд ли в патефоне могло быть что-нибудь спрятано.

– А я его продала, – сказала Елена Васильевна.

– Продали? – удивился Виктор. – Ведь ваш муж никак не мог с ним расстаться?

– Представьте себе! – сказала Елена Васильевна. – Муж действительно очень дорожился. Но сегодня днем он опять написал объявление о продаже, а вечером прислал человека с запиской, и тот купил у меня патефон.

– Сегодня вечером? – переспросил Виктор. – А у вас цела эта записка?

– Конечно.

Елена Васильевна подала записку.

На клочке бумаги в мелкую клеточку, вырванном из недорогой записной книжки, размашисто и неровно было нацарапано карандашом несколько отрывочных слов: «Уезжаю на несколько дней. Объясню по приезде. Отнеси объявление и немедленно продай патефон. П.»

Слова «немедленно продай» были подчеркнуты, а буква «П» заканчивалась кривым угловатым росчерком.

– Вы уверены в том, что это написал ваш муж? – пытливо спросил Виктор.

– Ну что вы, неужели я не знаю его руку? – обиделась Елена Васильевна. – Вот и росчерк его.

– А объявление у вас цело? – спросил Виктор.

– А как же. Мне ведь завтра нужно было отнести его в газету.

Она достала из сумочки объявление. Тем же почерком, но более аккуратно и чернилами, был написан текст объявления: «Срочно прод. патефон „Хиз Мастерс Войс“ с пластинками. Зв. веч. Г–4–68–71».

Виктор сличил почерки.

– Да вы не беспокойтесь, – вмешалась Елена Васильевна. – Я ведь в сберкассе работаю, привыкла в почерках разбираться.

– Но ведь объявление еще не напечатано? – спросил Виктор. – Как же вы успели продать?

– А я его этому самому человеку, который записку принес, и продала, – пояснила Елена Васильевна. – Он спросил цену, я сказала, а он и купил не торгуясь.

– А вы этого человека знаете? – поинтересовался Виктор.

– В первый раз видела, – сказала Елена Васильевна.

– Адрес он свой не оставил?

– Да зачем мне адрес… – Елена Васильевна усмехнулась.

– Как же это так вы продали? – рассердился Виктор. – Ни адреса не спросили, ничего!

«Пожалуй, в патефоне и был спрятан сверток с чертежами, – подумал он, – и Захаров успел передать патефон сообщникам».

– Расскажите, расскажите, как все это произошло, – обратился Виктор к Елене Васильевне. – Когда это произошло, что он говорил, как выглядел?

– Как это произошло… – нерешительно повторила Елена Васильевна. – Часов около одиннадцати он пришел, уже я спать собиралась. Муж у меня в карты ушел играть, значит, должен был вернуться поздно. Ну вот, позвонил, отдает записку. За сколько, спрашивает, будете продавать? Я ему и скажи: две тысячи, самую большую цену, какую только муж называл. А он мне и говорит: «Чего вам зря беспокоиться, давайте я куплю». Отсчитал две тысячи, забрал патефон, пластинки и ушел.

Елена Васильевна протянула Виктору сумочку.

– Вот, проверьте, я вас не обманываю.

– А какой он из себя? – нетерпеливо спросил Виктор, с досадой предчувствуя ее ответ.

– Вот наружность я плохо запоминаю, – виновато объяснила Елена Васильевна. – Невысокий такой, обыкновенный. Ну в шляпе, в пальто. Коверкотовое такое…

– Зеленоватое? – спросил Виктор с отчая­нием.

– Вот-вот! – обрадовалась Елена Васильевна. – Зеленоватенькое такое. Кажется, заграничный материал, у нас такого не делают. Нитки там как-то по-особому крученные…

Человек в зеленоватом пальто опережал Виктора повсюду!

Обыск можно было и не продолжать.

– Ищите-ищите, – сказал Виктор, поворачиваясь к своим помощникам. – Посмотрите в кресле, между пружин: много там мочалы?

14. Паспорт из Озериков

– Товарищ Пронин? Разрешите обратиться с вопросом, товарищ майор?

– Пожалуйста, товарищ Железнов.

– Можно явиться к вам с докладом, товарищ майор?

– Пожалуйста.

– Когда прикажете, товарищ майор?

– Явитесь в тринадцать часов, товарищ Железнов.

– Есть в тринадцать часов, товарищ майор. Разрешите считать разговор оконченным?

– Пожалуйста, товарищ Железнов.

Служба всегда служба, и Виктор должен был представить Пронину свой отчет.

Ровно в час дня Виктор постучал в дверь к Пронину. Иван Николаевич сидел у письменного стола. Он был в гимнастерке, в суконных брюках и в фетровых сапогах, должно быть, его знобило. На столе лежали листки чистой бумаги и очинённые карандаши. Пронин никогда не перебивал подчиненных во время докладов, он лишь делал на бумаге пометки, чтобы потом сразу и обстоятельно отметить ошибки и промахи. Окно было закрыто, комната прибрана, Агаши не было слышно, – служба всегда служба.