Книга Лютер. Книга 1. Начало - Нил Кросс

— Эмма не берет бутылочку, — говорит он растерянно. — Я не знаю, что делать.

Патрик следом за Генри идет в дом и поднимается по лестнице. Моет руки под краном жидким мылом, отчего ладони начинают пахнуть апельсином. После этого он проходит в спальню к младенцу. Брезгливо глядя на него, в очередной раз удивляется неизъяснимому уродству.

Как-то раз Патрик случайно наткнулся на крысиное гнездо. Это было в те времена, когда он совсем еще мальчонкой спал в звуконепроницаемом подвале. Крысятник примостился между отставшим куском гипсокартона и небрежно прикрепленной Генри обшивкой звукоизоляции — судорожно копошащаяся голо-розовая гроздь из слепых пищащих детенышей, сплетшихся меж собой змеистыми хвостиками.

Увидев это, Патрик взвыл от ужаса и, дико замахиваясь, стал колотить кулачками по массивной двери. Он орал и ревел, но никто, разумеется, его не услышал и не пришел на помощь. Генри объявился только предвечерней порой — с бутылкой теплого молока для Патрика и парой ломтей белого хлеба. При виде крысиного короля даже он, всегда невозмутимый и совершенно не чурающийся крови, в невольном ужасе подался на шаг назад.

Патрик иной раз со смешком вспоминает их с Генри реакцию в тот давно минувший день. Нынче, отыщи Патрик за листом фанеры такого вот крысиного короля, он счел бы это везением для себя. Такие вещи — явление поистине редкое. Сейчас все это копошащееся месиво он соскреб бы лопатой и поместил в бутыль с денатуратом. А бутыль эту поставил бы на полку у себя в комнате.

Патрик испытывает противоречивые чувства к этому беспомощному злобному созданию, которое корчится перед ним на пластиковом матрасике с мишками. В основном это ненависть и отвращение. Впрочем, и жалость тоже…

— Она кашляет, — растерянно сообщает Генри.

— Ну так отвези ее к врачу.

— Не могу, ты же знаешь.

— Ты кормить ее пробовал?

— А как же, — возмущенно отвечает Генри. — Какого хрена!

— Может быть, молоко слишком горячее?

— Да нет.

— Тогда слишком холодное?

— Да говорю тебе, нет! Она просто… квелая какая-то. И все время спит. Может, она спит слишком много?

— Не знаю.

— Ну надо же просыпаться хотя бы для того, чтобы поесть, а? Младенцы — они ж такие, им все время жрать подавай.

— Она не горячая?

Генри опускает руки в кроватку и кладет Эмму так, чтобы можно было сунуть градусник ей под мышку. У Патрика вызывают легкое отвращение ее механические, почти безжизненные движения.

— Тридцать четыре и четыре, — сообщает Генри. — Ч-черт. Маловато.

— А ее и в самом деле, похоже, знобит.

Генри и раньше подмечал, что у малышки тряслись ручки и подбородок. Теперь уже содрогалось от озноба все ее маленькое тельце.

— Бутылочка бутылочкой, — вздыхает Генри, — а нам нужна нянька. Кормилица.

Затяжная пауза.

— Может быть, ты?.. — спрашивает наконец Патрик.

— Я?!

— Ага. Ну пожалуйста, пап.

— А почему я?

— А я почему? Я же… стесняться буду.

Генри невелик ростом, но с силенками у него все в порядке, да и со злостью тоже.

— И как бы это, по-твоему, выглядело, а? Ты, щенок слюнявый! Как бы это, мать твою, смотрелось?

— Пожалуйста, — просит Патрик.

Генри с сердитым шипением выпихивает его на лестничную площадку. Аккуратно прикрывает за собой дверь в детскую спальню. В коридоре он хватает Патрика за волосы и хорошенько прикладывает его лицом о стену Патрик в смятении отшатывается. Генри дает ему еще несколько увесистых затрещин и пинком валит на пол.

— Так, — бросает он сверху. — Сейчас же берешь денег из заначки и, мать твою, все без разговоров делаешь.

Глава 8

Зои и Марк знакомы чуть больше года. Он работает в «Либертэ санс фронтьер» и приставлен к ней для обмена информацией по делу Мунзира Хаттима.

Марк по-мужски красив. От твидового пиджака и модных вельветовых штанов веет легкой богемностью. Он спокоен и романтично-сентиментален. Иногда, правда, чересчур серьезен. После четвертой встречи он предложил ей отобедать вместе.

Они сидели в кафе, глядя на дрейфующих снаружи людей. Зои рассказывала о Джоне. Она всегда говорила с ним о Джоне. В конце концов Марк не выдержал:

— И как же вы вдвоем все это время ладите?

— А как все ладят?

— Не знаю, — мягко усмехается он. — Мы с моей бывшей супругой любили друг друга буквально со школьной скамьи.

— Не может быть!

— В самом деле.

— Как мило.

— Ходили вместе в первый класс, — рассказывал Марк. — В Стоквуд-Вэйле, в начальной школе. Ее звали Эмили Эдвардс, и волосы у нее всегда были завязаны в конский хвост. Она умела лазать по деревьям и все такое… В общем, полный букет.

— Получается, она была первая и единственная?

— Боже мой, нет, конечно. Нет, нет и еще раз нет. Мы с ней оттрубили вместе, даже затрудняюсь сказать… три года? Четыре? И разлетелись, когда начался шестой класс. От нее стало отдавать каким-то политическим душком… Долой бомбы! Да здравствует рабочий социализм! Женщины — борцы за мир!

Он рассмеялся, вспоминая. Между ними проскочила искорка печального взаимопонимания. Зои захотелось прильнуть к нему, коснуться его руки, как-нибудь утешить и, может быть, утешиться самой. Однако вместо этого она, откинув волосы, помешала ложечкой свой эспрессо.

— Так что же произошло?

— О, мы повстречались снова. Спустя годы, в Брайтоне. Совершенно случайно: каждый в своей компании отрывался на встрече Нового года. И когда мы друг друга увидели, то как будто вернулось прошлое. Она прошла через свою фазу, вынырнув с той стороны. А я прошел, соответственно, через свою.

— И что же это была за фаза?

Он застенчиво пожал плечами.

— В основном «Эхо и люди-кролики».

— Еще раз: эхо и люди… кто?

— Кролики. Ты не знаешь про людей-кроликов?

— Лично я таких особей в глаза не видела.

— А об Эриксе что-нибудь слышала?

— Нет.

— Был такой клуб, — пояснил он. — Все это в Ливерпуле. Элвис Костелло… Я на него, кстати, туда ходил. Потом еще «Клэш», «Джой Дивижн», «Баншиз», «Баззкокс». Ты слышала когда-нибудь «Баззкокс»?

Зои покачала головой. Он набубнил ей мотив из песни «Влюбился не в того, кого надо». Поняв, что для нее это пустой звук, осекся. Нависла неловкая пауза.

— В общем, классная песня, — заключил он.

Внести Зои лепту в оплату счета Марк не дал, и, закутавшись в пальто, они шагнули в осень.